Сентябрь 2014

Миф о «батуринской резне»

Article Details

Категория Донбасс- Русь и Украина

Миф о «батуринской резне»

С мифом о борце за независимость Мазепе тесно связан еще один миф, усиленно культивируемый свидомыми публицистами. Это миф о так называемой «Батуринской резне» 1708 года. В 2004 году кандидат в президенты Украины Виктор Ющенко заявил, что для него «трагедия Батурина созвучна с голодомором 30-х годов», и предложил отмечать память жертв Батурина ежегодно. Тогда же он озвучил цифру в 21 тысячу убитых батуринцев.

Согласно мифу, события развивались следующим образом. Узнав об измене Мазепы, Петр Великий посылает Меньшикова для проведения карательной акции. Светлейший князь берет гетманскую столицу штурмом, затем сжигает город и устраивает беспощадную резню мирного населения. Захваченных казаков пытают до смерти. Трупы казненных распинаются и на плотах спускаются по реке, чтобы запугать население. Устрашить население Малороссии Меньшикову удается, и оно, охваченное ужасом, отказывается поддержать своего мятежного гетмана в борьбе за свободу. Причем, каждый свидомый автор считает нужным привести какие-нибудь кровавые подробности, доказывающие варварскую жестокость русских солдат. И чем свидомее автор, тем страшнее подробности и большее число жертв.

Например, О. Апанович в книге «Гетьмани України і кошові отамани Запорозької січі» пишет: «Потім почалося знищення жителів Батурина... Військо московське палило й грабувало місто, ґвалтувало і вбивало жінок… Меншиков дав наказ не щадити нікого й убивати навіть дітей». А Владимир Голубоцкий в книге «Запорозьке козацтво» добавляет ужасов: «Все населення Батурина поголовно знищили, навіть жінок і дітей. Козаків, що потрапили у полон живими, по-варварськи замучили...»

Что же было на самом деле?

Итак, осень 1708 года. Шведская армия приближается к пределам Русского государства. До этого Карл несколько лет воевал в Польше, поэтому потомки викингов наступают не с Севера, как можно было бы ожидать, а с Запада. Царь Петр требует от Мазепы выходить на соединение с русским войском, но старый гетман тянет время и придумывает всевозможные отговорки. Однако, подозрений это не вызывает, ведь Мазепу уже много раз обвиняли в измене, но он всякий раз успешно оправдывался и Петр его считал даже не слугой, а своим другом.

Князь Меньшиков сам отправляется в Батурин к гетману. Но за день до того Мазепа бежал из своей столицы, оставив в Батурине гарнизон из четырех сердюцких полков. Подойдя к городу, Меньшиков обнаруживает, что гарнизон его в город пускать не намерен. Только тут он все понимает. Он отправляет гонца к Петру с вестью об измене Мазепы и вступает в переговоры с мятежниками. Мазепинские сердюки тянут время, надеясь на скорый подход Карла.

Часто современные историки толи по незнанью, толи специально называют защитников Батурина не сердюками, а казаками. Однако такая подмена понятий существенно меняет дело. Сердюки не были казаками - ни запорожскими, ни реестровыми. Они вообще не были жителями Малороссии. Это были наемники: поляки, бесарабцы, венгры и так далее. Они исполняли роль телохранителей Мазепы, и были преданны (насколько это возможно у наемников) лично ему. Конные сердюки назывались "компанейцами". Местных селян и казаков принимать в сердюцкие полки было запрещено. Почему-то и возглавлял оборону Батурина немец Кенигсек. Сердюкам было абсолютно все равно, кому подчиняется Мазепа: шведскому королю или русскому царю. А вот казаков и крестьян этот вопрос волновал. Поэтому они массово присоединялись к русским войскам или самостоятельно атаковали шведские отряды. Соответственно, и никакой необходимости в репрессиях против местного населения со стороны царских войск не было.

Так что не восставшие казаки оборонялись против русских войск, а иноземные наемники. Согласитесь, это существенный нюанс. Устав уговаривать, Меньшиков берет Батурин приступом, после чего спешно отходит, увозя артиллерию и припасы, поскольку шведы где-то на подходе. Так что действия Меньшикова не были карательной экспедицией! В Батурине были огромные запасы вооружений, фуража и провианта, которые Мазепа намеревался передать Карлу ХII. Кроме того, там были семьдесят орудий. Чтобы понять, что означали эти запасы, нужно вспомнить, что в битве под Полтавой у шведов было всего 4 (четыре) орудия. Поэтому захват Батурина и его складов было и для Карла, и для Петра вопросом жизни и смерти.

Теперь рассмотрим вопрос о погибших при штурме. Все серьезные историки прошлого (Костомаров, Субтельный, Тарле и Соловьев) сходятся на цифре в шесть – семь тысяч убитых. Двадцать тысяч – это выдумка уже нашего времени. Вопрос в том, кто эти мертвецы: сердюки или мирные жители. Мы помним, что оборонялись четыре полка: Чечелов, Покатилов, Денисов и Максимов. Их точная численность не известна, но в сердюцком полку того времени могло быть до двух тысяч человек. Значит, в крепости могло быть до 8 000 сердюков, а погибло всего 6 000 человек. Соответственно, практически все погибшие – это именно воины, и ни о каких расправах над мирным населением говорить нельзя.

А все страшилки про трупы убиенных младенцев под ногами, посадки на кол и плоты с распятыми – это всего лишь сказки, не подтверждаемые никакими достоверно известными фактами и опровергаемые множеством достоверных свидетельств.

Читать далее

Страсти по Мазепе

Article Details

Категория Донбасс- Русь и Украина

Страсти по Мазепе

Вот уже немалое время украинские националисты поднимают на щит Ивана Мазепу. На национальной валюте независимой Украины его портрет украшает десятигривневую банкноту. По официальной истории, которую вдалбливают в головы школьников и студентов, приказано считать Мазепу благородным героем, выступившим против угнетения казаков со стороны дикой Москвы. Однако, несмотря на все усилия, отмыть до бела гетмана, прославившегося в основном своими изменами, не удается. Против Петра Великого бунтовали не раз - и стрельцы, и казаки, и раскольники… Почему же именно Мазепа стал таким известным, удостоившись прозвища Иуда и церковной анафемы? Вероятно потому, что Мазепа был единственным, кто побежал за поддержкой к иноземным захватчикам. Невозможно представить царевну Софью, просящую помощи у польского короля, или стрельцов, объединяющихся с янычарами для похода на Москву.

Создатели мифа об украинском патриоте Мазепе в своих статьях как-то опускают молодость своего героя. А ведь именно в молодые годы формируется характер человека. Мазепа родился в шляхетской семье на Киевщине около 1640 года. Когда он подрос, отец устроил своего отпрыска «покоевым шляхтичем», то есть пажом, при дворе польского короля. И все время, пока Малороссия истекала кровью, пока казаки и крестьяне боролись против польских угнетателей, Мазепа верно служит полякам. Вероятно, он до конца жизни остался бы слугой короны, но себе на беду он попытался оклеветать перед королем своего сослуживца Яна Пасека. Тому удалось оправдаться, а интригану Мазепе пришлось покинуть милую его сердцу Польшу. Впрочем, он быстро нашел себе нового господина - гетмана Правобережной Малороссии Дорошенко, турецкого вассала и врага Польши. Так Мазепа из польского шляхтича превратился во врага Речи Посполитой. Это была его первая измена.

Видимо, наш герой пришелся по нраву гетману Дорошенко, так как тот назначил его ротмистром надворной хоругви, то есть своей личной гвардии, состоящей из наемников-сердюков. Стоит сказать пару слов о новом патроне Мазепы. Пожалуй, более кровавого правителя не было в нашей истории. К власти его привели в 1665 году войска крымского хана, разорившие Поднепровье. С ханом Дорошенко расплатился, признав власть турецкого султана и отдав в рабство десятки тысяч православных крестьян. Чтобы более понятной стала цена турецко-татарской помощи, заметим, что только за 1666 год татары угнали в Крым сорок тысяч человек. Насколько Дорошенко и его хозяев ненавидели, говорит такой факт: когда он с татарской армией и своими наемниками попытался захватить Подолье, против него объединились поляки и местное русское население. Бывшие непримиримые враги вместе дрались против Дорошенко. Власть гетмана на захваченной территории держалась исключительно на татарских саблях, не брезговал он и чеканкой фальшивых монет. В итоге его правления Правобережье практически обезлюдело, а это время вошло в историю под красноречивым именем «руина». И все это время Мазепа помогал Дорошенко превращать некогда цветущий край в пустыню. Неизвестно, участвовал ли он лично в карательных и грабительских походах, но быть в компании Дорошенко и не запачкать рук кровью соотечественников, было невозможно. В 1674 году Мазепа был послан послом в Крым. В подарок хану он вез несколько десятков пленных, захваченных на Левобережье, принадлежавшем московскому царю. Но запорожские казаки перехватили посольство, пленных освободили, а самого Мазепу под конвоем отправили к Ивану Самойловичу - гетману левобережной русской части Малороссии. Там Мазепа предал Дорошенко и перешел на службу к его врагу Самойловичу. Что заставило гетмана спасти Мазепу от вполне заслуженной казни и принять его под свое крыло, мы не знаем. Но для Самойловича это решение стало роковым. Воспользовавшись неудачей похода русских войск (с участием казаков, разумеется) князя Голицына на Крым, Мазепа обвинил своего спасителя в саботаже. В итоге Самойловича отправили в Сибирь, его сына казнили, а Мазепа был предложен казакам в качестве нового гетмана. Поскольку предложение подкреплялось царским авторитетом и царскими же стрельцами, готовыми подавить любое несогласие, Мазепа был избран.

Период мазепинского гетманства заслуживает отдельного разговора. Отметим лишь, что он стал одним из богатейших людей Европы. Не отставали от него и приближенные, грабившие собственный народ, закрепощавшие крестьян и бедных казаков, вводя панщину. Непокорных ждала расправа.

Так как Москва в управление Малороссией не вмешивалась, ограничившись размещением гарнизонов в крупных городах, Мазепа, по сути, был абсолютно полновластным правителем. Об уровне доверия к нему со стороны Петра говорит такой факт: все налоги, собираемые в Малороссии, оставались в распоряжении гетмана, а Мазепа стал одним из первых кавалеров ордена Андрея Первозванного. Казалось бы, живи да радуйся, но Иван Мазепа всегда стремился вести двойную игру. Выдавая себя за верного слугу царя, он одновременно начал тайную переписку с воюющим против России королем Швеции Карлом ХII. Разумеется, двигал им голый расчет. Шведская армия со времен Тридцатилетней войны считалась лучшей в Европе. Тем более, что Карл ХII подтвердил ее репутацию, разгромив в 1700 году русскую армию при Нарве, победив Данию и оккупировав Польшу. За восемь первых лет Северной войны шведы продемонстрировали целый ряд блестящих успехов, и в победу России, оставшейся без союзников, уже мало кто верил. Так что Мазепа активно искал возможность перебежать на сторону победителя. И сам себя перехитрил... Стремясь набить себе цену, он сильно преувеличил свою силу и значимость. Его расчет был прост: Карл, воюя на севере, громит Россию, захватывает Москву, а Мазепа, приняв протекторат Швеции, остается правителем нетронутой войной Малороссии. На беду гетмана-иуды, Карл XII поверил в его байки и направился в поход на Москву через Польшу и Украину, где он рассчитывал найти припасы и пополнить свою армию за счет людей Мазепы. Одновременно и царские войска двинулись навстречу шведам. Причем и Петр Великий, и Карл XII считали Мазепу своим верным подданным. Соответственно оба монарха и приказали гетману явиться на помощь. Мазепа сделал свой выбор и с двумя тысячами казаков-телохранителей прискакал в лагерь короля. Дальнейшее известно всем.

Современные украинские авторы очень не любят вопрос, почему в 1709 году народ не поддержал Мазепу. Современный разоблачитель исторических мифов Олесь Бузина дает такой вариант объяснения: «Жадный, коварный и эгоистичный гетман до смерти надоел украинцам. Он греб все только себе, ни с кем не делясь. Даже к Карлу XII сбежал с бочкой червонцев, похищенных из войсковой казны. Но жадность не принесла счастья Ивану Степановичу. Король попросил эти деньги «в долг». А так как бежать было больше некуда, то старому Мазепе пришлось поделиться сокровищами со шведами. Кстати, «кредит» Мазепы те не вернули до сих пор». Мы же отметим, что для крестьян Мазепа был кровопийцей и эксплуататором, а вольные казаки, низведенные гетманом до положения крепостных, не могли ему простить ни своих обид, ни крови своих братьев, щедро пролитой им за годы правления. В общем, он стал врагом всех - и сторонников Петра Великого и его противников.

А ведь в это же время был человек, которого простой люд считал своим заступником. Как и Мазепа, он с оружием в руках выступил против Московского царя, но не искал помощи у врагов Русского государства. Да и не было у него такой необходимости, ведь под его знамена по зову сердца вставали десятки тысяч человек. Звали его Кондратий Булавин, но сегодня его имя практически забыто. К слову сказать, совершенно незаслуженно. Булавинское восстание в 1707-1709 годах охватило огромную территорию от Днепра до Волги. За оружие взялись более тридцати тысяч человек, в том числе полторы тысячи запорожцев. Даже после гибели Булавина его сподвижники продолжали борьбу.

Мазепа, начавший службу покоевым шлятичем польского короля, и Булавин, всю жизнь проведший в войнах, – это два полюса общества. Богатый и изнеженный шляхтич, баловень судьбы и простой казак, выбившийся в люди лишь благодаря своим собственным усилиям. Один защищал свое богатство и власть, другой восстал за волю и права казачества, ущемляемые государством. Один торговал своими единоверцами, а второй в 1696 г., штурмуя Азов с войсками царя Петра, первым ворвался в турецкую крепость.

Почему же о Кондратии Булавине предпочитают умалчивать историки? В России его затмевают образы Разина и Пугачева, а украинским историкам приказано создавать образ Мазепы-защитника казаков, и конкуренты гетману-иуде не нужны. Но есть и еще одна причина: Булавин был донским казаком, поэтому и восстание, поднятое им, обычно называют Донским и в украинских учебниках истории не освещают. Мол, это история другой страны… Да только Булавин был атаманом соляных варниц Бахмута, современного города Артемовск в Донецкой области. А упоминание о русском Донбассе сейчас особо не приветствуется. Еще бы, ведь Украина, по мнению нацсвидомых, – это унитарное государство украинской нации, а донбассовцы – это просто русифицированные украинцы. И тут могут возникнуть неудобные для профессиональных украинцев вопросы...

Читать далее

Русское казачество

Article Details

Категория Донбасс- Русь и Украина

Русское казачество

Переселения малороссов в Северо-Восточную Русь, которые начались в XIV веке, не прекращались и в XVI веке. Однако теперь в этом движении появился ряд новых черт. Если в XIV—XV веках переходили феодалы, присоединяя свои земли к Московскому княжеству или поступая на службу со своими людьми, и переселялись одиночки — беглые крестьяне и горожане, то в XVI веке наблюдаются уже массовые переселения в пределы Российского государства малороссов, в первую очередь, казаков.

Вместе с выходцами из великорусских земель казаки собирались в «диком поле» пограничья, предлагая правительству свои услуги в качестве служилых людей, заявляя о своей готовности нести пограничную службу, защищать рубежи Российского государства. Так, в 1589 г. на речку Северский Донец переселилось около 700 казаков. Здесь следует отметить, что приём казаков на пограничную службу впервые введён был в Российском государстве задолго до создания реестрового казачества польским правительством.

После Люблинской унии в 1569, когда Малороссия стала юридически подчинённой Польше, на южнорусских землях началась политика ополячивания русских. В 1596 г. на специально созванном польским королём Сигизмундом III церковном соборе в Бресте была официально объявлена церковная уния, вошедшая в историю под названием Брестской. Уния провозглашала подчинение православной церкви католической и признание папы римского главой униатов. Православная церковь объявлялась еретической. Против православного духовенства стали применять репрессии. Брестская уния должна была окончательно разорвать и церковные связи Западной Руси с Россией.

В борьбе с католицизмом и ополячиванием в это время в Малороссии возникла значительная полемическая литература, в издании которой большую роль сыграли братства: организации оппозиционно настроенных к Польше горожан. С особой остротой и горячностью обличал ренегатов афонский монах-публицист, уроженец Львова Иван Вишенский. В ряде своих произведений («Послание до епископов» и др.) Вишенский выступает за свободу «Руси», «Малой России», «народа русского», за «народу русского вольности».

О двух частях «народа росского» — «Великой России», которая «и до селе квитнет» (цветёт), и о «Малой России», составляющих единое целое, говорится, например, в произведении Архимандрита Киево-Печерской Лавры Захарии Копистенского «Палинодия или Книга Обороны святой апостолской Всходней церкви» (1619—1622 гг.). В ней архимандрит с гордостью рассказывает об успехах Российского государства как о «сильном муре (стене) медяном», о Москве, где «суть люде мудрий».

Но не только словом боролись малороссы с дерусификацией своей земли. В конце 1591 г. в Малорссии началось движение под руководством старшего реестровых казаков Криштофа Косинского. С запорожскими казаками, а также с крестьянами и мещанами Косинский напал на город Белая Церковь и разгромил владения волынского воеводы князя Януша Острожского и его помощника, князя Дмитрия Курцевича-Булыги.

Некоторое время спустя Косинский установил связи с русским правительством царя Фёдора Ивановича. Криштоф Косинский и восставшие просили царя принять их в подданство. За это Косинский безоговорочно передавал России территорию, которую восставшие очистили к тому времени от поляков. Поскольку переход освобождённых земель в состав России был крайне выгоден Москве, русское правительство быстро ответило согласием на обращение казацкого вождя.

Отвечая Косинскому и запорожцам, Царь Федор впервые назвал себя государем, в том числе, и южнорусских земель. Российское государство признавало Запорожье и всё Поднепровье своим владением, а запорожцев принимало к себе на службу и назначало им жалованье. Князь Александр Вишневецкий, сообщая об этом польскому канцлеру Замойскому, в своём письме 13 мая 1593 г. писал: «На этом он (Косинский.— прим А. И.) принёс присягу и великому князю московскому со всем своим войском и передал уже всё пограничье больше чем на 100 миль на тех границах. В своей грамоте к ним великий князь уже именовал себя царём запорожским, черкасским и низовским и послал на Запорожье сукно и деньги».

В мае 1593 г. Косинский в сражении под Черкассами был убит, а восставшие вскоре потерпели поражение от польских войск. Однако смерть Криштофа не остановила национальной борьбы за единство Руси. В июне 1594 года казачий атаман Северин Наливайко призвал запорожцев выступить против польского владычества в Малороссии. Восстание Наливайко охватило и Киевское Полесье, Волынь, а затем и Белоруссию. Польское правительство бросило крупные силы на подавление национального движения. Во главе карательной армии был поставлен польский полководец Станислав Жолкевский.

Во время восстания среди боровшихся наметилось два течения: одни предлагали сразу переселиться в пределы Российского государства и просить защиты у русского царя; другие же, во главе с Наливайко, настаивали на продолжении борьбы. Но при этом нужно понимать, что Северин, как и все повстанцы, стремился к объединению Руси. В этом убедились русские дипломаты, возвращавшиеся в 1596 г. в Москву из Австрии. Они доносили царю: «А хочет (Наливайко. — прим. автора) итти на твоё государево имя со всеми прежними своими Черкассы...». Гонец австрийского императора Ян Прочинский, проезжавший во время восстания через территорию Малороссии, тоже подтверждает, что среди восставших были распространены подобные настроения.

Под давлением поляков повстанцы вынуждены были отступить на Левобережье Днепра. Это направление было выбрано не случайно. Восставшие переносили борьбу ближе к русским границам, надеясь на предоставление убежища в случае поражения.

Но большинству из восставших дойти до России было не суждено. Они были окружены польскими войсками на Левобережье Днепра, под городом Лубны на реке Солонице. Осаждённые повстанцы (особенно крестьяне с семьями и бедняки-казаки) оказались в очень тяжёлых условиях. Вспыхнула вражда и недоверие между отдельными группами восставших. Через некоторое время по требованию Жолкевского зажиточными казаками были выданы руководители восстания, в том числе и Наливайко.

Но эта неудача не сломила волю малороссов к свободе и русскому единству. Впереди поляков ждали, действительно, крупные неприятно-сти...

Тяжелейшая Смута, охватившая в начале XVII века Русское государство, замедлило воссоединительные процессы в Малороссии, но не остановила их. И как только российское государство стала потихоньку выходить из политического кризиса, тут же снова начались попытки национального воссоединения. Причем инициаторами здесь выступала малороссийская элита.

Это стремление проявляли весьма неожиданные персонажи. Такие, например, как гетман Войска Запорожского Пётр Конашевич Сагайдачный, который по приказу польского короля в 1618 году совершил поход на Москву. Правда, там казаки отличились не военными подвигами, а массовыми грабежами и резней. Например, его воины полностью вырезали православных монахов Молчанского монастыря в Путивле и Свято-Николаевского монастыря в Рыльске, пустили под нож население города Ельца и множества деревень в Калужском уезде.

Однако обещания, данные поляками Сагайдачному накануне похода, не были выполнены. Мало того, после перемирия с Россией поляки, освободив свои силы, сосредоточили значительную их часть в Малороссии, чтобы усилить контроль над оккупированными территориями.

Сагайдачный очутился перед нелегким выбором: либо решаться на войну с поляками, либо соглашаться на мирное сосуществование. Гетман выбрал второе, заключив с поляками в 1619 году Роставицкое соглашение, по которому из казачьих реестров должны были быть удалены все казаки, записанные в них за последние пять лет. Число реестровых казаков предоставлялось определить королю, а все остальные казаки должны были вернуться к польским помещикам. Это вызвало массовое недовольство среди населения. Видимо, это, а также чувство вины за содеянные во время российского похода преступления (известна просьба Сагайдачного к иерусалимскому патриарху Феофану об отпущении грехов за пролитие в России крови христианской) заставило Конашевича обратиться к русскому царю.

В феврале 1620 года казацкие послы Пётр Одицец «с товарищи» прибыли в Москву. Здесь их торжественно приняли думные дьяки в Посольской палате. На этом приёме послы сообщили, что «прислали их всё Запорожское Войско... бити челом государю». Весьма показательны конкретное содержание и обоснование просьбы, с которой обратились казацкие посланцы к русскому правительству: они заявили о готовности Войска Запорожского служить России. При этом они ссылались на свою службу Российскому государству при прежних царях, когда выполняли поручения русского правительства – в частности, связанные с борьбой против общих внешних врагов и, в особенности, против крымских ханов. «Оне,— заявили послы,— все хотят ему, великому государю, служить головами своими по-прежнему, как оне служили прежним великим российским государем, и в их государских повелениях были, и на недругов их ходили, и крымские улусы громили...»

Посланцы далее сообщили о результатах сухопутного похода казаков в 1620 г. на Перекоп. Сообщение послов весьма напоминает доклад о выполнении определённого поручения. Поход был совершён из Запорожья, участвовало в нём 5 тыс. человек. Встреча с врагом произошла «по сю сторону Перекопи, под самою стеною». Татар было 8 тыс. человек. «И божиею де милостию и государевым счастьем татар они многих побили»; было освобождено много русских невольников, кроме того, казаки взяли пленных. «И с тою службою и с языки присланы оне к государю»,— заявляли посланцы. Пленные (языки) были сразу переданы русскому правительству, ибо они могли сообщить много ценного о планах и силах крымских татар.

Поход казаков в 1620 г. на Перекоп следует понимать как предприятие, организованное с ведома русского правительства, в соответствии с его планами, по его заданию. Сообщение гетманских послов об этом походе имело целью и в дальнейшем закрепить военные связи с русским правительством. Пётр Одинец так и заявлял: «А они всеми головами своими хотят служить его царскому величеству и его царские милости к себе ныне и вперёд искать хотят».

Представители русского правительства отнеслись тогда со всей серьёзностью к этому заявлению. В своём ответе русское правительство подтверждало готовность держать в «милостивом жалованье» всё казацкое войско, напоминая о том, что так было и в XVI веке, ещё со времён царя Ивана Грозного, когда тому служил со своими казаками Дмитрий (Байда) Вишневецкий, легендарный основатель Запорожской Сечи.

Хотя миссия Сагайдачного в Москве и не принесла немедленных результатов, она, когда о ней стало известно, обеспокоила поляков как сигнал доброй воли между казаками и Россией. Тогда же киевское православное духовенство воспользовалось визитом патриарха Иерусалимского Феофана (на обратном пути из Москвы на Ближний Восток) для восстановления западнорусской православной иерархии, уничтоженной после Брестской церковной унии.

На основании этих событий в Малороссии началась серьезная подготовка к переходу в русское подданство. Как доносили путивльские воеводы в Москву, казаки хотели восстать против Польши и перейти в русское подданство, освободить Киев и всё Поднепровье, «хотят бить челом тебе, государю, чтобы им быть и с теми городы и служить тебе»! Эти намерения вполне разделяло и остальное население края, прежде всего киевляне, которые были «в одном совете...» с казаками.

Но поляки со своей стороны тоже подсуетились. Сагайдачный вместе с поляками принял участие в Хотинской битве против турецко-татарских сил и в битве был ранен в руку татарской стрелой. За отвагу польский король вручил гетману наградной меч. На обратном пути из польской столицы у Сагайдачного обнаружились симптомы отравления, через несколько месяцев он умер. Поляки намекали, что в этом виновата отравленная татарская стрела, хотя в утонченном Кракове мастеров-отравителей было побольше, чем в полудиком Бахчисарае...

Вскоре в Москву за помощью обратился представитель той части южнорусского православного духовенства, которая была близка к народным массам, разделяла её юнионистские устремления. Таким было посольство лубенского архиепископа Исайи Копинского. В 1622 г. к русскому воеводе в пограничный Путивль прибыли два монаха, посланные с тайным поручением от Копинского. Архиепископ сообщал путивльським воеводам о тяжёлом положении малороссийского народа и, в частности, православного духовенства. «Крестьянам от поляков утесненья; поляки де,— заявили посланные,— крестьянскую веру хотят теснить вскоре, и нам де от их гонения главы приклонить негде».

Копинский также обращался к царю и его отцу патриарху Филарету с просьбой разрешить переселиться в Россию: «...позволят ли де,— спрашивали посланцы Копинского,— отцу нашему архиепископу Исайю со всею братьею от гоненья веры крестьянской к себе быть. А братьи де нас полтараста человек». Копинский, до конца жизни оставшийся верным России, так же поставил вопрос о принятии его в подданство России всей ветви малороссийского народа. «Да и все де, государь,— заявили посланцы Копинского,— православные крестьяне и запорозские козаки, как им от поляков утесненья будет, многия хотят ехать к тебе, государю царю и великому князю Михаилу Фёдоровичю всеа Русии».

Писал прошения в Москву не только лубенский архиепископ но и Киевский митрополит Иов Борецкий. В своём обращении к русскому монарху в августе 1624 года митрополит жаловался на религиозные притеснения, которым подвергался малороссийский люд, и просил царя освободить народ от этого гнёта и оказать помощь «росийскаго ти племени единоутробным людем». Борецкий при этом подчёркивал свою связь с казачеством, указывая на то, что он находится «под криле... воинства черкаских молодцов».

Вскоре «молодцы» в очередной раз показали полякам свою силу. В 1625 г. в Поднепровье вспыхнуло народное восстание. По призыву Борецкого казаки освободили Киев, где расправились с униатами. Одновременно Сечь обратилась в Москву, направив туда посольство во главе с Иваном Гирей и войсковым писарем. К лету движение охватило всё Поднепровье.

В ответ польское правительство мобилизовало значительные вооружённые силы, которые во главе с магнатом Станиславом Конецпольским многие города и сёла «разорили, и попленили, и выжгли». Магнат установил реестр в 6 тыс. казаков, в то время как только на Поднепровье показаченных насчитывалось не менее 40 тыс. человек. Конецпольский требовал, чтобы непопавшие в реестр казаки были высланы из Запорожья к прежним владельцам. Но показаченные не хотели возвращаться в крепостную неволю. Среди этой массы показаченного крестьянства наметилось решение — уйти на Дон. Об этом рассказал в январе 1626 года в Москве посланный митрополитом Борецким священник Филипп.

В 1627 г., когда польское правительство попыталось привлечь казаков к участию в войне против шведов, казаки отказались. Они напомнили королю о притеснениях, чинимых казацким жёнам и детям, о невыплате им жалованья, о том, что «ляхов на них насылают, и веру их нарушают и они вперёд служить ему не хотят». После такого решительного отказа казаки заявили, что если притеснения не прекратятся «как де их не мера будет», то они перейдут на службу в Россию: «...и они де и пойдут служить государю, царю и великому князю Михаилу Фёдоровичу всеа Русии».

Русское правительство внимательно следило за тем, что делалось в Малороссии, поддерживая с ней постоянную связь. В 1630 г., когда всё Левобережье снова было охвачено восстанием под руководством Тараса Фёдоровича (Трясило), из Путивля к митрополиту Иову Борецкому в Киев был послан воеводами дворянин Григорий Гладкой. С ним также отправился и сын митрополита Андрей Борецкий, живший в Москве, и через которого митрополит обычно поддерживал связи с Россией.

Вернувшись в Путивль, Андрей Борецкий сообщил воеводам о борьбе, которую вёл малороссийский народ против поляков, о готовности и далее продолжать эту борьбу. Однако если борьба эта закончится поражением, уведомлял Борецкий русское правительство, то малороссы желают перейти в подданство России. «Будет де,— говорил при этом Борецкий-младший,— опять на них придут польские люди войною, а их де мочи не будет против поляков стоять, и оне де хотят бить челом тебе, государю,... чтобы ты, государь, пожало вал их велел им быть в своём государеве повеленье».

Восстание продолжалось и в следующем году. Тогда же путивльский воевода доносил со слов малоросса-переселенца, спасшегося в России от буйства польских панов после подавления восстания, что «многие де руские веры казаки и белорусцы меж себя переговаривают и молят бога, чтоб; де за крестьянским государем быть...».

Не отставали от мещан и крестьян казаки. Реестровые казаки на Корсуньской раде (1632 год) решили подняться на врагов, а если не хватит сил, перейти в состав России. Исайя Копинский, избранный после смерти Иова Борецкого при поддержке казаков митрополитом Киевским, принимал деятельное участие в этой раде, обещая ходатайствовать о воссоединении Малороссии с Россией перед царём и патриархом. В этом же году между Сечью и Доном было заключено соглашение об оказании взаимной помощи.

В 1635 г. в Малороссии снова вспыхнуло восстание. Казаки взяли и разгромили крепость Кодак. Но это восстание польскому правительству скоро удалось подавить, так как значительные силы запорожских казаков были отвлечены совместным с донцами «азовским сидением».

Череда антипольских восстаний не прекращалась. Новое восстание, базой которого опять было Левобережье, произошло в 1637 г. Во главе восстания стояли Павлюк (Павло Бут), Скидан, Гуня.

Как писал один шляхтич-современник, «повстанцы имеют намерение привлечь к себе донских казаков... признать власть царя Московского». После некоторых успехов восставшие потерпели поражение под Кумейками; вожди восстания, Павлюк, Томиленко и другие, были казнены. Польское правительство усилило репрессии, ввело новые ограничения прав казаков.

После поражения многие участники восстания с семьями нашли убежище в России. 2 тысячи человек ушли на Дон, многие — в Белгород, Путивль, Севок, Курск и другие города. Здесь им была оказана денежная и продовольственная помощь, их наделили землёй, многих приняли на службу. К весне движение снова разгорелось, охватив Поднепровье, главным образом Левобережье, весь пограничный с Российским государством край.

В апреле 1638 г. у городка Голтвы крестьянско-казацкие силы под руководством запорожского гетмана Якова Острянина (Остряницы) разгромили польские войска во главе со Станиславом Потоцким. После этого восстание развернулось с особой силой. Однако уже в мае польская армия под Лубнами нанесла поражение Острянице. У группы участников восстания наметился план — в случае поражения оставить Украину и уйти в Россию. Это намерение разделял полностью и Остряница. Остатки повстанческих отрядов, а также многие жители городов и сёл переселились в Россию. В Белгород явилось более 4 тысяч человек, в Путивль — около 300 казаков с жёнами и детьми, а также около 2 тысяч мещан и крестьян с семьями и имуществом. Спасаясь от преследований со стороны шляхты и католического духовенства, в Путивль прибыли монахи и крестьяне ближайших монастырей. Поток беженцев и переселенцев не прекращался. Несмотря на требование польской администрации, русское правительство отказалось выдать их Польше.

Острянин с частью повстанцев сумел переправиться через Сулу на её левый берег, и ушёл на восток, к русской границе в Слобожанщину.

До нас дошёл специальный правительственный акт — дарский указ. Из этого указа царя Михаила Фёдоровича мы узнаём о том, что в 1638 г. «приехали в Белгород... на государево имя на вечную службу Запороского Войска гетман Яцко Остренин с сыном, да з гетманом же приехали... Запоросково Войска сотники и пятидесятники, и десятники, и рядовые черкасы».

Есть и некоторые цифровые данные, говорящие о том, что в данном случае был действительно массовый переход малороссийского населения в пределы России. В числе переселенцев на этот раз одних только старшин разных рангов было 102 человека, рядовых казаков — 887, с ними были и 2 священника; нужно, конечно, иметь ввиду, что переселялись они с семьями; таким образом, общая численность этой группы переселенцев составляла, очевидно, не менее 5 тысяч человек.

Переселенцы мыслили себе этот переход как переселение навечно и просили правительство принять их в подданство, отвести им определённую территорию на Слобожанщине. «И государь бы их пожаловал, - писал царю Острянин,— велел им быть в своей государеву державе, в Московском государстве, и пожаловал бы государь велел их устроить на вечное житье на поле на Муравском шляху на Северском Донце на Чюгуеве городище». Русское правительство охотно удовлетворило эту просьбу.

Вскоре все переселенцы были переведены из Белгорода в Чугуев. Белгородскому воеводе было поручено руководить сложным делом поселения такой массы малороссов. Необходимо было оказать им помощь на новом месте жительства, а также создать условия, обеспечивающие переселенцам безопасность от внешних врагов. Поселенцы получили в Чугуеве землю под дворы и огороды.

В тот момент Польша пытается в последний раз навести порядок на своей мятежной окраине. Польский сейм в начале 1638 г. утвердил так называемую «Ординацию Войска Запорожского реестрового». Казацкий реестр был установлен в 6 тыс. человек. Казаков лишали права избирать своих старшин и иметь свой суд. Старшего комиссара, а также полковников и есаулов войска отныне назначал сейм из числа шляхты. Подобные меры должны были обеспечить польским панам контроль над Малороссией. Наступившее после этого десятилетие польские историки считали годами «золотого покоя». Однако в действительности никакого покоя не было, борьба русского народа за воссоединение не прекращалась. Продолжался массовый уход малороссов в Россию. Уходили крестьяне, казаки, горожане и духовенство. По некоторым подсчетам, в 1638-1640 гг. из Малороссии в Россию переселилось не менее 20 тысяч человек. Никогда еще до этого не было столь сильного потока переселенцев из Малороссии. Никакая другая страна, будь то Крым, Швеция или Австрия не могла привлекать малороссов так, как привлекала их Россия, страна, в которой они видели возрожденную Русь древних времен, ту Родину, ожиданием которой многие столетия жили их предки.

Весной 1647 года в результате типичной для Речи Посполитой шляхетской междоусобицы один пан разорил имение другого шляхтича, похитил его женщину, чуть не убил сына и сжёг пасеку. Обидчика звали Данило Чаплинский, а обиженного Зиновий (Богдан) Хмельницкий. Начинался закат Польши и рассвет будущей Российской Империи, государства триединого русского народа.

Читать далее

Русская реконкиста

Article Details

Категория Донбасс- Русь и Украина

Русская реконкиста

«Русские,— писал один краковский каноник,— не поддаются никакому убеждению... Едва только великий князь литовский... начал... обращать их — русских – к единству римской церкви, как князья и вожди их с яростию поспешили передаться к московскому великому князю, защитнику их схизмы...»

Зимой 1480 года феодалы русских земель в Литве сделали попытку перейти со своими землями и подданными в состав Российского государства. Это проявилось в переходе к Москве князей Глинского и Вельского с их «отчинами» (Чернигово-Северская земля). В конце 80-х — начале 90-х годов XV века целые земли и города «отказывались» от короля Казимира.

К концу XV — началу XVI века движение среди западнорусского населения за воссоединение с Россией ещё больше усилилось. В конце 1499 года князь Вельский просил Ивана III, чтобы он «пожаловал... и с вотчиною взял на службу». Вельский жаловался, что в Литве на русских людей «пришла великая нужа о греческом законе». За этим последовали обращения и переходы многих других верховских и чернигово-северских князей. Весной 1500 г. это движение приняло уже открытый характер. Города Чернигов, Стародуб, Путивль, Новгород-Северский с их землями перешли к России.

Следует отметить, что стремление к воссоединению теперь находило мощную поддержку и со стороны Российского государства. Это диктовалась государственными интересами, но основой было сознание единства происхождения, которое жило в массах русского народа.

Уже в 80-х годах XV века русское правительство стремится создать антиягеллоновскую коалицию, чтобы добиться возвращения всех древнерусских земель, отнятых Литвой и Польшей. Даже неудача с союзом против Ягеллонов не задержала перехода России к активной политике в этом направлении. В 1492 г. Великий Князь Московский Иван III (Рюрикович) требует от литовского великого князя: «...и ты бы наших городов и волостей наших земель и вод, которые держиш за собою, нам поступился».

В 1500 г. началась война между Литвой и Россией. В короткий срок с помощью местного населения русские войска заняли обширные территории. При полном содействии малороссов был освобождён весь бассейн реки Десны. Победы русских войск на реке Ведрошь, а затем под Мстиславлем закрепляли переход этих земель к России.

Литва вынуждена была в 1503 году просить перемирия. По этому перемирию древнерусские города и земли назывались уже не «отчиной» (собственностью), а только «землями» Литвы. За Россией были оставлены, обширные княжества: Чернигово-Стародубское и Новгород-Северское, а также город Любеч на Днепре и город Путивль на речке Сейм. В этой части России границы её подходили к Днепру. Киев отстоял теперь в 40-50 км от русской границы, что имело важное стратегическое значение. Так в начале XVI века Российское государство сделало первую попытку начать воссоединение русского этноса.

И после этого русское правительство продолжало напоминать Литве и Польше о возвращении всех захваченных ими древнерусских земель. Все эти земли объявлялись «отчиной» Руси на основании как этнической принадлежности их населения, так и их прошлого. «Не то одно наша отчина, коя городы и волости ныне за нами: и вся Русская земля, Киев и Смоленск и иные городы, которые он за собою держит к Литовской земле... из старины... наша отчина». «Каждому отчизна своя мила и каждому своего жаль»,— объясняли русские дипломаты литовским правителям.

В 1507 г. возобновилась война с Литвой. Население в Белоруссии и на Киевщине под руководством бояр Глинских (1508 г.) восстало против господства Литвы за переход этих земель в состав России. По миру 1508 г. Чернигово-Северская земля осталась за Россией.

Не забывают в России и Галицию. В 1563 году послам короля Сигизмунда II Августа было предъявлено требование возвратить России все русские земли. Русское правительство составило полный список городов, которые оно требовало возвратить, в том числе и галицийские — Перемышль, Львов и Галич. Этот вопрос русское правительство считало для себя настолько важным, что в ходе переговоров в течение нескольких месяцев не снимало его с обсуждения.

Обосновывая свои права на эти города, правительство объясняло, как они были отторгнуты: «...а те городы,— заявляли русские дипломаты,— искони русских государей... а зашла та вотчина за государя вашего... некоторыми незгодами после Батыева пленения, как безбожный Батый многие грады русские попленил, и после того потому от государей наших... те городы поотошли».

Читать далее

Переселения

Article Details

Категория Донбасс- Русь и Украина

Переселения

Об этом не забывали на русских землях никогда, с самого момента начала татарской, литовской и польской оккупации. Это стремление к единению проявлялось у малороссов в различных формах: прежде всего в форме переселения жителей Малой Руси в Московское княжество в конце XIII и в XIV веке.

Так, ещё в конце XIII века при отце Ивана Калиты «некто от славных Бояр Черниговских, именем Феодор... переселишася в град Москву». С этим боярином, конечно, пришли и его люди, что обеспечило ему видное положение среди московских бояр. При московском князе Иване Калите переселился в Москву «некто от Киевских благоплеменных Вельмож служити, Родион Нестерович... и с ним же Княжата и Дети Боярския и двора его до тысящи и до семи сот». Родион в дальнейшем оказал большие услуги Калите в его борьбе с Тверью. При князе Дмитрии Ивановиче в Москву переселился знатный волынский боярин Дмитрий Боброк. Он также скоро занял высокое положение в Московском княжестве, известен был и как опытный полководец. Дмитрий Боброк участвовал со своими волынцами в Куликовской битве, причём, исход сражения был решён ударом засадного полка, который он фактически возглавлял.

В битве на Куликовом поле участвовали и литовские князья, с которыми пришли белорусы и малороссы — жители Чернигово-Северской земли. В 1408 г. в Москву прибыла большая группа князей и бояр из Малороссии, с ними был целый полк из черниговцев, северцев и стародубцев. В XV веке известны также многочисленные случаи перехода к московскому князю отдельных западных и юго-западных русских феодалов со всеми их землями. Подобные переходы феодалов часто были связаны с переселениями сотен и тысяч крестьян и горожан.

Как для великорусской ветви единого русского народа борьба за политическое объединение Руси была одновременно борьбой за освобождение от ига Золотой Орды, так и для малороссийской и белорусской ветви стремление к воссоединению было неразрывно связано с борьбой за освобождение от оккупантов, за обеспечение своего существования и национального развития.

Читать далее

Предвестие Переяславской Рады

Article Details

Категория Донбасс- Русь и Украина

Предвестие Переяславской Рады…

В современной российской, а тем более, украинской истории почему-то принято рассматривать Переяславскую Раду как что-то спонтанное, внезапное, чуть ли не личную прихоть Богдана Хмельницкого. Что-то по своему значению сопоставимое толи с георгиевским трактатом, присоединившим Грузию к России (ввиду катастрофического положения грузин) или же решением Шагин Гирея отказавшегося от власти над Крымом, после чего полуостров вошел в состав России.

Хотя на самом деле «Переяслав-1654» не был ни спонтанным решением Богдана Хмельницкого, ни даже политическим расчётом казачьей верхушки. Это была концентрированная воля народа к воссоединению с Родиной и желание жить в своем национальном государстве, коим была Россия в XVII веке для всех ветвей русской нации. Ведь на тот момент у малороссов и великороссов были единый литературный язык, одна вера, единая национальная память. То есть все то, что является признаками нации.

Читать далее

Азовское сидение: средневековый Сталинград

Article Details

Категория Донбасс- Русь и Украина

Азовское сидение: средневековый Сталинград

1637 год. Прошло меньше двадцати лет с окончания смутного времени, если считать окончанием смуты отказ королевича Владислава от прав на русскую корону. Московское государство лишь отходит от погрома. Шляхта Речи Посполитой подавила крестьянско-казачьи восстания и наслаждается золотым покоем. Османская империя, которой правит султан-полководец Мурад IV, находится на пике могущества и контролирует Ближний и Средний восток, Балканы и северную Африку; Черное море – внутренний водоем стамбульской империи.

Северо-восточным форпостом Турции был город Азов, расположенный при слиянии рек Дона и Азовки в 15 километрах от донского устья. Из этой крепости османы могли контролировать Приазовье и угрожать южным границам Руси. Одновременно эта крепость закрывала для казаков доступ к богатым районам Нижнего Дона и запечатывала выход в Азовское море.

В 1559 году русские войска под командованием князя Дмитрия Вишневецкого (Байды) уже осаждали Азов, но безрезультатно. В семнадцатом веке увеличившееся численно и окрепшее в войнах донское казачество смотрело на Азов как на постоянную угрозу, которую следовало ликвидировать. Тем более, что в 30-х годах на Дон перебрались многие запорожские казаки, вынужденные бежать из Речи Посполитой. Этих беглецов было настолько много, что один из их атаманов по имени Матьяш пытался было «бунтовать» против донского войска. Дерзкого запорожца по решению круга казнили «поленьем» и бросили тело в Дон, а запорожцев заставили уважать донские традиции. Однако эти беглецы были не только угрозой спокойствию, но и грозной силой, которую стоило использовать.

В итоге донские атаманы решили объединить силы и взять Азов. На призыв войскового атамана Михайла Татаринова откликнулись казаки Дона, Яика и Терека, а также запорожцы. По сути прошла тотальная мобилизация казаков, и все способные держать оружие в руках двинулись в поход «судовой и конной ратью», послав вперед отряд для поимки «языков». В походе участвовал и молодой Иван Богун, который впоследствии прославится как один из самых талантливых полковников Богдана Хмельницкого.

Турки, узнав об этом, обновили стены крепости, выстроили новые башни и завезли в Азов две сотни пушек. В городе был размещен четырехтысячный гарнизон, прекрасно оснащенный боеприпасами и продовольствием.

В апреле 1637 года казачья армия подошла к Азову и осадила крепость. Часть донского флота заняла устье Дона, чтобы не дать турецким судам прорваться на выручку осажденным. Казаки окопали город земляными валами, насыпали ров и начали обстрел Азова. Крепостная артиллерия активно отвечала им. Три недели шла бесполезная перестрелка, но ни турки, ни казаки не стремились сойтись врукопашную. Поняв, что взять приступом город нельзя, казаки стали рыть под стены подкопы, в которые закладывалась взрывчатка.

В 4 часа утра 18 июня все заряды были подорваны, из-за чего часть крепостной стены рухнула. Казаки устремились в пролом и ворвались в город. Началась резня. Турки еще целый день отбивались с отчаянием обреченных, пока не полегли на кривых улочках древнего города. Последние выжившие воины султана заперлись в городской цитадели, откуда их выкурили только через три дня.

Захваченный город казаки объявили своей столицей, а дома и имущество турок разделили между своими станицам.

Османская империя, воевавшая в это время с Ираном, не смогла сразу отреагировать на произошедшее, и у казаков было несколько мирных лет, за которые Азов превратился в настоящую казацкую цитадель. Одним из самых первых действий казаков в Азове было восстановление древних православных храмов, главным из которых был собор св. Иоанна Предтечи, считавшегося покровителем города. Крымский хан попытался отбить Азов силой, но был разбит. Тогда он предложил выкупить город, обещая заплатить сорок тысяч золотых, если казаки уйдут из Азова, но его предложение было отвергнуто.

Русский царь Федор Михайлович ничего не знал о действиях казаков. Для извещения его казаки послали в Москву атамана Потапа Петрова с отпиской (донесением), в которой просили: «Отпусти нам, государь, вины наши, что мы без твоего повеления взяли Азов». Это известие застало московское правительство врасплох: с одной стороны, новость была хорошей, но с другой, взятие Азова могло привести к войне с Турцией, что явно не входило в планы Москвы. По сути, казаки своей блистательной операцией подставили царя, который раньше заключил мир с Османской империей. За такое можно было и головы лишиться…

Казацкое посольство было задержано для выяснения обстоятельств, но вскоре донцы полностью реабилитировались в царских глазах, перехватив и разбив крымско-татарский отряд, направлявшийся в набег на южные русские города.

Об этом казаки немедленно сообщили в Москву, и благодарный царь простил своеволие казаков. Однако не простили турки. Султан Мурад IV, победоносно завершив войну на востоке, стал собирать армию, чтобы отбить Азов. Правда, в 1640 году он скончался, благодаря чему казаки получили еще почти год мирной жизни. Наконец новый правитель османской империи султан Ибрагим утвердился на троне и послал свою армию под Азов.

Летом 1641 года к Азову подошла турецкая армия под командованием силистрийского сераскера Дели Хусейн-паши, которую поддерживал флот из двух сотен кораблей под командованием Пиали-паши. В состав турецкой армии входили также отряды Сербии, Боснии, Молдавии, Валахии, крымские и ногайские татары, черкесы и кабарда… Всего под знамена ислама встали по разным подсчетом от ста пятидесяти до двухсот сорока тысяч человек с мощным парком осадных орудий.

«Да были еще у тех пашей наемные люди, два немецких полковника, а с ними солдат 6000. И еще были с теми же пашами для всяческого против нас измышления многие немецкие люди, ведающие взятие городов, и всякие воинские хитрости по подкопам и приступам, и снаряжение ядер, огнем начиняемых, — из многих государств: из греческих земель, из Венеции великой, шведские и французские петардщики. Тяжелых орудий было с пашами под Азовом 129 пушек. Ядра были у них великие — в пуд, и в полтора, и в два пуда. Да из малых орудий было у них всего 674 пушки и тюфяка, кроме пушек огнеметных, а этих было 32. А все орудия были у них цепями прикованы, из страха, как бы мы, вылазку совершив, их не взяли. И были с пашами турецкими против нас люди из разных земель, что под властью его, султана: во-первых, турки; во-вторых, крымцы; в-третьих, греки; в-четвертых, сербы; в-пятых, арапы; в-шестых, мадьяры; в-седьмых, буданы; в-восьмых, босняки; в-девятых, арнауты; в-десятых, волохи; в-одиннадцатых — молдаване; в-двенадцатых, черкесы; в-тринадцатых, немцы. А всего с пашами и с крымским царем было по спискам их набранных ратных людей, кроме выдумщиков-немцев, черных мужиков и охочих людей, 256 000 человек» - гласит «Повесть об Азовском сидении».

Даже по максимальным подсчетам им противостояло не больше восьми тысяч казаков, так что итог противостояния, казалось, был предрешен…

Понятное дело, что засевшие в Азове казаки искали помощи и обращались к царю. Однако московское правительство умыло руки, а турецким послам царь объявил, что Азов взят без его ведома, что донские казаки издавна воры, царского повеления не слушают, что ратей на них послать нельзя, так как они живут кочевым обычаем. «О взятии Азова у нас и мысли не было и прискорбно будет, если за одно своевольство казаков станешь иметь на нас досаду; хотя всех их вели побить в один час, я не постою за то. Мы с вами, братом нашим, хотим быть в крепкой дружбе и любви на веки неподвижно свыше всех великих государей и желаем вам на царствах ваших счастливого пребывания, над врагами победы, государств ваших приращения и всякого добра вам хотим без хитрости, нося всегда в сердце нашем вашу любовь», – писал царь султану Ибрагиму.

Тогда по Дону был снова кинут клич: «Чтобы вам, атаманам-молодцам, помнить престол Иоанна Предтечи, государеву к себе милость и свою атаманскую и молодецкую славу не потерять, езжайте в Азов к войску днем и ночью, не малыми людьми, на помощь; в городках не многих людей оставляйте, съезжайтесь городков 5, 6 в одно место с семьями, чтобы, съехавшись, станицы жили с великим береженьем. А кто к войску в Азов на помощь не поедет, тому в войске и суда не будет. Езжайте же всякие люди, пенные и непенные: пеня им будет отдана. Знаете вы сами, как приходили со всех рек Азов брать и как Бог поручил город великому войску Донскому. Как бы теперь над нами бусурманы не посмеялись. Все земли нашему казачьему житью завидывали, а ныне за так и потеряем свою казачью славу? Если будут идти Доном русские люди с бударами, и вы посылали бы их к войску в Азов, с запасами».

Запершиеся в Азове казаки во главе с войсковым атаманом Осипом Петровым, решили умереть, но не сдать врагам город. По преданию, он обратился к сподвижникам со словами: «Вот храм Божий, защитим его или умрем близ алтаря Господня. Смертью за веру покупают небо!». После чего казаки принесли клятву драться до последнего вздоха, а, попав в плен, ни слова не говорить врагам о состоянии города.

Турки подошли к городу и развернулись в боевой порядок, надеясь запугать казаков своим видом. А зрелище, действительно, было потрясающее. Казаки так вспоминали этот день: «Июня в 24 день еще до полудня пришли к нам паши его и крымский царь, и обступили нас турецкие силы великие. Наши чистые поля ордою ногайскою все усеяны. Где была у нас прежде степь чистая, там в одночасье стали перед нами их люди многие, что непроходимые великие леса темные. От той силы турецкой и от скакания конского земля у нас под Азовом погнулась и из Дона-реки вода на берег волны выплеснула, оставила берега свои, как в половодье. Начали турки по полям у нас ставить шатры свои турецкие, и палатки многие, и наметы высокие, словно горы страшные забелелись вокруг. Началась тогда у них в полках игра долгая в трубы многие, великие, поднялся вопль великий, диковинный, голосами их страшными, басурманскими. После того началась в полках их стрельба из мушкетов и пушек великая. Как есть страшная гроза небесная — и молнии и гром страшный, будто с небес от господа! От стрельбы той их огненной до небес стоял огонь и дым. Все укрепления наши в городе потряслись от той огненной стрельбы, и солнце в тот день померкло и в кровь окрасилось. Как есть наступила тьма кромешная! Страшно, страшно нам стало от них в ту пору; с трепетом, с удивлением несказанным смотрели мы на тот их стройный подступ басурманский. Непостижимо было уму человеческому в нашем возрасте и слышать о столь великом и страшном собранном войске, а не то чтобы видеть своими глазами! Совсем близко стали они от нас, меньше чем за полверсты от Азова-города. Их янычарские начальники ведут их строй под город к нам большими полками и отрядами по шеренгам. Множество знамен у них, янычар, больших, черных, диковинных. Набаты у них гремят, и трубы трубят, и в барабаны бьют несказанно великие. Двенадцать у тех янычар полковников. И подошли они совсем близко к городу. И сойдясь, стали они кругом города по восемь рядов от Дона до самого моря, на расстоянии вытянутой руки. Фитили при мушкетах у всех янычар блестят, что свечи горят. А у каждого полковника в полку янычар по двенадцать тысяч. И все у них огненное, платье у полковников янычарских шито золотом, и сбруя у всех у них одинаково красная, словно заря занимается. Пищали у них у всех длинные турецкие, с пальниками. А на головах янычарских шишаки, словно звезды, светятся. Подобен строй их строю солдатскому».

Первоначально турки предложили казакам перейти на султанскую службу, обещая богатое жалование и пугая своей силой в случае отказа. На что казаки с черным юмором ответили: «Видим всех вас и до сей поры всё ведаем о вас, все силы, все угрозы царя турецкого известны нам. Переведываемся мы с вами, турками, часто на море и за морем, на сухом пути. Знакомы уж нам ваши силы турецкие. Ждали мы вас в гости к себе под Азов дни многие. И куда ваш Ибрагим, турецкий царь, весь свой ум девал? Иль не стало у него, царя, за морем серебра и золота, что прислал он к нам, казакам, ради кровавых казачьих зипунов наших четырех пашей своих? … То вам, туркам, самим ведомо, что у нас по сю пору никто наших зипунов даром не захватывал. Пусть он, турецкий царь, нас возьмет теперь в Азове-городе приступом, возьмет не своим царским величием и разумом, а теми великими турецкими силами да хитростями наемных людей немецких, небольшая честь в том будет для имени царя турецкого, что возьмет нас, казаков, в Азове-городе. Не изведет он тем казачьего прозвища, не опустеет Дон от казачества. На отмщение наше будут все с Дона молодцы. Пашам вашим от них за море бежать! А если избавит нас бог от его сильной руки, если отсидимся от вашей осады в Азове-городе, от великих его сил, от трехсоттысячных, со своими силами малыми (всего нас, отборных казаков, в Азове с оружием сидит 7590), — посрамление будет ему, царю вашему, вечное и от его братии и от всех царей. Сказал он сам про себя, будто он выше земных царей. А мы — люди божий, вся надежда у нас на бога, и на матерь божию богородицу, и на святых угодников, да на свою братию — товарищей, которые у нас по Дону в городках живут. А мы холопы природные государя царя христианского царства Московского. Прозвание наше вечное — великое казачество донское бесстрашное. Станем с ним, царем турецким, биться, что с худым свинопасом! Мы, казачество вольное, покупаем смерть вместо живота. Где стоят сейчас силы многие, там полягут трупы многие!

Да еще вы, басурманы, нас пугаете, что не будет нам из Руси ни припасов, ни помощи, будто к вам, басурманам, из государства Московского про нас о том писано. А мы про то и сами без вас, собак, ведаем: какие мы на Руси, в государстве Московском, люди дорогие и к чему мы там надобны! Черед мы свой с вами ведаем. Государство Московское великое, пространное и многолюдное, сияет оно среди всех государств и орд — и басурманских, и еллинских, и персидских — подобно солнцу. Не почитают нас там, на Руси, и за пса смердящего. Бежали мы из того государства Московского, от рабства вечного, от холопства полного, от бояр и дворян государевых, да и поселились здесь в пустынях необъятных. Живем, взирая на бога. Кому там о нас тужить, рады там все концу нашему! А запасов хлебных к нам из Руси никогда не бывало. Кормит нас, молодцев, небесный царь в степи своею милостью, зверем диким да морскою рыбою. Питаемся словно птицы небесные: не сеем, не пашем, не сбираем в житницы. Так питаемся подле моря Синего. А серебро и золото за морем у вас находим. А жен себе красных, любых, выбираючи, от вас же уводим.»

Так в июне 1641 года турки начали осаду Азова. Первоначально они пытались взять крепостные укрепления штурмом, но были отбиты с огромными потерями. Тогда началась артиллерийская и минная война. Турки пытались орудийным огнем разрушить стены, казаки подводили подкопы под османские позиции и взрывали их. Небольшие казачьи отряды устраивали постоянные вылазки, захватывая языков и уничтожая оторвавшихся от основных сил врагов. В результате, воины султана несли большие потери, а город оставался неприступным. Тогда осаждающие насыпали перед городской стеной высокий вал, на который втащили орудия и начали сверху расстреливать обороняющихся. Эта бомбардировка длилась непрерывно шестнадцать суток, пока казаки не подвели два подкопа под вал и не взорвали его. Кроме того, еще 28 подземных ходов донцы прорыли под самый турецкий лагерь, заполнили порохом и одновременно взорвали. В огненном шторме погибли тысячи нападавших. Султанские инженеры со своей стороны вели под Азов семнадцать подкопов, но казаки обнаружили их и своими встречными подкопами разрушили их. Турецкими ядрами были до основания разрушены башни и стены Азова, но казаки копали окопы, откуда продолжали вести огонь. Вместе с казаками сражались и их жены, которых, по словам самих казаков, в городе было около 800.

В непрерывных боях летело время, наступила осень, а город все еще оборонялся. В турецкой армии начал ощущаться недостаток продовольствия и боеприпасов, и паша Дели Хусейн решил отвести войска. Но из Стамбула на его запрос пришел грозный султанский ответ: «Возьми Азов или отдай свою голову!» После этого османский полководец начал непрерывные штурмы, в которые гнал всех своих воинов. Кровавая мясорубка набрала невиданные обороты, и казакам стало понятно, что наступают последние дни. Они уже отбили 24 штурма, но больше половины защитников погибла, оставшиеся были истощены и изранены.

Тогда донцы приняли решение оставить руины и пойти в атаку, чтобы всем погибнуть в открытом бою. Помолившись и простившись, ранним утром 26 сентября, подняв вместо знамен иконы Николая Чудотворца и Иоанна Предтечи, казаки пошли в свою самоубийственную атаку и … не встретили врага. Этой ночью турецкая армия отступила от города. Обрадовавшиеся казаки снарядили в погоню отряд, который шел до самого моря, догоняя и убивая османских солдат.

Так закончилось Азовское сидение. В степях у Азова навсегда оста-лись лежать тела десятков тысяч турецких воинов. И не только простолюдинов… Крымский хан Бегадир-Гирей скончался от ран, кафинский паша Юсуф был убит, главнокомандующий паша Дели Хусейн умер во время отступления, не доплыв до Стамбула.

Сколько же всего потеряли османы в этой эпической девяностотрех-дневной битве мы никогда не узнаем. Казаки в своей «Повести об азовском сидении» называли цифру в 96.000 человек, более критичные историки говорят о 20.000 турок и 30.000 татар, павших у Азова. В любом случае, для казаков это была небывалая победа.

Однако, турки не простили этого унижения и готовились к реваншу. Понимая, что повторить свой подвиг сил больше нет, казаки предложили Московскому царю принять Азов в состав России. Михаил Федорович послал казакам пять тысяч рублей жалования, но брать под свою руку Азов отказался. Город был оставлен и снова стал турецким.

Читать далее

Миф о разгоне Запорожской Сечи

Article Details

Категория Донбасс- Русь и Украина

Миф о разгоне Запорожской Сечи

Редко какое событие в украинской истории преподносится с таким пафосом, как роспуск Екатериной II Новой Запорожской Сечи в 1775 году. Пафос – как раз в «биологической ненависти» русского правительства к украинцам. Мол, взяли «клятые москали» и разрушили главный оплот украинства того времени. После чего украинцам осталось только горько вздыхать и сочинять грустные думы…

Начнём с того, что Сечь вряд ли можно назвать «украинской» организацией: в основу её формирования был положен как раз принцип космополитизма. Для того, чтобы стать казаком, нужно было быть только мужчиной и православным. При этом православие могло быть не совсем искренним. Национальность не играла никакой роли. Зачастую атаманами и полковниками на Сечи становились далеко не малороссы. Также не надо забывать и отношение казаков к крестьянам, а именно они составляли подавляющую часть населения тогдашней Малороссии. Для казаков селяне были свинопасами и гречкосеями, проводящим свою жизнь возле женской юбки. Бывали случаи, когда казаки вместе с татарами совершали набеги на Малороссию, жертвами которых, как правило, становились те же крестьяне. Неудивительно, что Александр Ригельман в своём «Летописном повествовании о Малой России» очень сильно разделял «сечевских козаков» и «малороссийский народ». Потому считать, что на момент разгона Новой Сечи она что-то особенное означала для малороссийских крестьян и была носителем неких национальных устоев, было бы явной натяжкой.

К тому же многие украинские историки сильно лукавят, называя «национальные» причины разгона Сечи. Ну не это было причиной. Украинцы на тот момент в России назывались малороссами (себя же сами называли русскими, руськими, реже русинами) и входили в состав, как тогда говорили, «природных русских» (украинцы, русские, белорусы). Собственно украинской идеология на тот момент отсутствовала напрочь, и какие национальные права ущемлялись с разгоном Сечи, понять трудно.

И вот теперь можно без идеологической зашоренности взглянуть на события 1775 года.

Начнём с причин разгона Сечи. Первой и, безусловно, основной причиной разгона было восстание Пугачёва, поставившее Российское государство на грань развала. В 1773-1774 годах запорожцы толпами шли к самозваному «царю Петру III». Когда проводивший дознание по делу Пугачёва граф Никита Панин доложил Екатерине II, что самозванец намеревался из заволжских степей идти на Сечь, чтобы подымать казаков, императрица решила, что с приднепровской вольницей надо что-то делать, пока какой-нибудь новый самозванец не взбунтовал запорожцев.

Второй причиной было заключение Кучук-Кайнарджийского мира 1774 года с турками, после которого крымский хан принял российское подданство и надобность в казачьей защите южной границы от татарских набегов отпадала.

Третьей причиной было само поведение казаков и их старшины. Земли Войска Запорожского были чрезвычайно обширны и плодородны, и не освоив их нельзя было заселить приазовские и причерноморские степи. Поэтому на запорожских землях стали селить сербских колонистов, что вызвало гнев казаков: многих колонистов просто убили, других обкладывали данью. Что, безусловно, не радовало русское правительство.

Кроме того, старшина обнаглела в край: воровство казенных денег, высылаемых на содержание войска, становилось систематическим. Это приводило к восстаниям сечевой бедноты. Кошевой атаман Пётр Калнышевский два раза вынужден был бежать из Сечи и подавлять восстания с помощью регулярных войск. Одного из зачинщиков восстания Калнышевский лично запорол насмерть. Старшина жирела, боеспособность казаков падала. А тут ещё кошевой атаман вступил в тайные переговоры с турецким султаном, о чём не замедлил сообщить в Петербург полковой старшина Савицкий.

Ясно, что всё это в конце концов переполнило чашу терпения русского правительства.

Кстати, приказ о ликвидации Новой Сечи отдал... запорожский казак Грыцько Нечёса, более известный как светлейший князь Григорий Потёмкин-Таврический (незадолго до этого запорожцы приняли фаворита царицы в свои ряды). В начале мая 1775 года генерал-поручик Пётр Текелли, исполнявший обязанности командующего войсками в Новороссии, получил приказ занять войсками Запорожскую Новую Сечь и ликвидировать её. Не мешкая, Текелли со всей пехотой и кавалерией выступил из крепости Св. Елизаветы и 5 июня подошел к Сечи, которая располагалась недалеко от современного села Покровское Никопольского района Днепропетровской области.

Внезапное появление русских полков с артиллерией, быстро обложивших Чертомлык, ошеломило казаков. Текелли сумел сохранить в тайне приготовления к выступлению в поход и свалился на сечевиков как снег на голову. Из-за позиции старшины Сечь как военная организация сильно деградировала, потому казаки полностью прозевали подход целой армии. Внезапность и организованность действий регулярных войск сразу же лишили запорожцев воли к сопротивлению.

Заняв ключевые позиции и выкатив на позиции пушки, к которым встали канониры с уже зажжёнными фитилями, Текелли потребовал к себе старшину. Верхушка казачества прибыла, и генерал без долгих предисловий зачитал манифест императрицы об уничтожении Сечи и упразднении запорожского войска. Текелли не стал форсировать события, дав казакам неделю на размышления. После чего он ласково принял явившегося с хлебом-солью кошевого Петра Калнышевского и даже сам поехал к нему с ответным визитом, проведя несколько дней в пьянке с казачьей старшиной. Среди которой, кстати, был полковой старшина, некто Лях, по происхождению польский шляхтич. Ничем особенным ни в военных действиях, ни по службе войску он не выделялся, но был настроен антироссийски и сумел сгруппировать вокруг себя часть казаков.

Поскольку Сечь была окружена войсками, к Текелли явились 50 казаков и попросили выдать «пропускной билет» для ловли рыбы на реке Ингул, впадающей в Чёрное море недалеко от устья Буга в турецких владениях. Получив его, казаки сели на судёнышки-чайки, усадили ещё несколько сот «безбилетных» сотоварищей и, провозгласив походным атаманом Ляха, отправились к Ингулу, где и осели, испросив разрешения султана. Так возникла Задунайская Сечь.

Когда Текелли окончательно протрезвел, он заметил, что количество казаков на Сечи резко уменьшилось. И генерал, придя в ярость за, то что, его обманули, применил силу. Правда, генеральский гнев коснулся лишь нескольких представителей старшины, в том числе и кошевого Калнышевского, которых Текелли обвинил в расхищении казённых средств.

Сейчас многие историки пытаются выставить сосланного в Соловецкий монастырь Петра Ивановича Калнышевского как некоего мученика за идею. Национальную, конечно. Экс-президент Украины Виктор Ющенко даже числил его среди своих славных предков. Забывая при этом, какую роль в дискредитации и деградации Сечи сыграл Пётр Иванович! Кроме того, его мученичество тоже вызывает немало вопросов. Когда он отправился в ссылку, за ним следовало шесть (!) возов с имуществом. В этом обозе было немало ценных вещей, наподобие Евангелия с окладом в тридцать четыре фунта серебра. Ежедневный паёк атамана Калнышевского составлял рубль из его же привезённой казны, что в пятьдесят раз превышало пайку обычного арестанта того времени (две копейки). Потому ничего удивительного нет в том, что атаман дожил на Соловках до 112(!) лет и отказался покинуть монастырь, даже когда его амнистировали.

Что же ждало остальных казаков? Оставшуюся старшину приравняли к российскому дворянству, наделили армейскими чинами и землёй. Причём, землю оставляли ту, которой те владели до ликвидации Сечи. А кому не доставало до положенных для дворянского достоинства полутора тысяч десятин, ещё и прирезали! Чтоб не обидно было. Простые же казаки, по мысли правительства, должны были добровольно вступить в пикенёрские и гусарские полки. Однако сечевики не спешили это делать, ведь разница между гусаром и казаком состояла в том, что риск, конечно, один и тот же, а вот привилегии разные. Когда правительство заметило, что идея о добровольном вливании казаков в ряды доблестной регулярной армии терпит крах, стали искать другие способы привлечения казаков на службу, ибо каждый понимал, какую опасность для окружающих таят в себе крепкие мужики с военным опытом, незанятые ни каким общественнополезным трудом.

После долгих размышлений ничего другого не нашли, как... снова возродить казачество. И снова за это принялся Григорий Потёмкин, которому что, разгонять что собирать казаков было без разницы – лишь бы без дела не сидеть. И уже в 1783 году Потёмкин в особой «прокламации» высказал свои намерения собрать снова запорожцев. «Объявляю, – говорилось в этой прокламации от 1 июля 1783 года, – чрез сие из пребывающих в Азовской губернии, Славянской и Елизаветской провинции жителей, кои в бывшем войске Запорожском служили, что полковому старшине и армии капитану Головатому Антону препоручено от меня приглашать из них охотников к служению в казачьем звании под моим предводительством».

Для тех, кто не понял: через восемь лет после упразднения запорожское казачество стараниями русского правительства было возрождено. Правда, без какого-либо определённого центра, наподобие Сечи. Но это только пока.

В 1787 году во время путешествия Екатерины II по Новороссии казачьи старшины, можно полагать при несомненном участии самого Потёмкина, подали в Кременчуге в адрес Государыни прошение, в котором выразили своё желание по-прежнему служить казаками в российской армии. Екатерина согласилась, и в ближайшие годы казаки вернули себе все видимые атрибуты бывшей сечевой вольницы: знамёна, печати, булаву кошевого атамана, перначи, деление войска на курени, которые назывались точно так же, как на Сечи. Правительственные документы, направляемые казакам, начинались с обращения, аналогичного обращению к запорожцам.

13 августа 1787 г. начинается война с Турцией, и правительство предоставило запорожцам место в урочище Васильково у Бугского лимана для основания войскового коша. В это время казаки приняли название Войска верных казаков (запорожских), а в конце 1788 г. Войско верных казаков получило иное наименование – Войска верных черноморских казаков. Активное участие черноморцев в русско-турецкой войне снова вернуло им благосклонность русского правительства. И когда черноморцы, стеснённые небольшим пространством, выделенным им для проживания, обратились к Екатерине II с просьбой предоставить им для поселения обширные и незаселённые берега Кубань-реки, ответ не заставил себя долго ждать. 30 июня 1792 г. Екатерина II подписала указ о переселении Черно-морского войска на прикубанские земли и жалованную грамоту на вечное владение ими.

Решительность царицы объяснялась ещё и тем, что первоначально на Кубань собирались поселить донских казаков, но массового переселения не получилось – многие донцы не желали переселяться с насиженных мест. Так что просьба верных казаков оказалась как нельзя кстати.

Первая партия черноморцев в количестве 3247 человек прибыла морем на Тамань 25 августа 1792 г. Бывшие запорожцы получили гигантский кусок целинной земли, удивительно похожий на тот, которого их некогда лишили. Всего на Кубань переселилось около 25 тыс. человек. С мая 1793 г. начала создаваться Черноморская кордонная линия. По старому запорожскому обычаю, был брошен жребий, распределивший месторасположение 40 куренных селений. 38 из них получили старые запорожские названия.

В 1828 году и казаки Задунайской Сечи перешли на сторону русской армии, принеся покаяние и присягу русскому императору Николаю I, и также поселились на Кубани. Что очередной раз доказывало, что Россия -это единственная страна, дававшая запорожским казакам возможность для нормального существования и развития. И даже временные конфликты с русским правительством не могли нарушить общую тенденцию.

В середине XIX века в Малороссии зарождается и начинает развиваться украинская национальная идея – вначале как составной элемент польско-шляхетского движения, а потом как элемент влияния германского мира на восточнославянскую цивилизацию. Отношение политических украинцев к кубанским казакам было двояким. С одной стороны, значительная часть кубанцев «балакала» на диалекте, очень похожем на степной малороссийский диалект (не путать с украинским литературным языком, в котором невероятное количество польских и немецких заимствований), да и происхождение от запорожцев чего-то да и стоило в глазах украинофилов. Но с другой стороны, в отличие от Малороссии, на протяжении всего XIX века не видевшей на своих землях войны, кубанцы жили постоянной борьбой с северокавказскими горцами, постоянным ощущением, что ты передовой отряд империи, что Россия – это твой надёжный тыл.

Кроме того, между кубанцами и запорожцами нельзя было так уж однозначно ставить знак равенства. На Кубани сечевики отказались от той «гендерной дискриминации», которая была на Сечи, и теперь казаки жили не изолированным мужским коллективом, а станицами: с женщинами и детьми, копируя этим больше Донское войско, чем Запорожское. Происходили изменения и во внешнем виде казаков: мужчины стали носить традиционный кавказский костюм (черкеска, башлык, бурка), женщины одевались на великорусский манер. В войске постоянно росло количество казаков не малороссийского происхождения. Что, в свою очередь, сказывалось и на говоре, и на обычаях, привычках и мировоззрении казаков. Многие казаки ощущали определённую сословную самобытность и привилегированность по сравнению с окружающими.

Поэтому до революции 1917 года никаких особых успехов украино-фильская пропаганда не имела. Хотя сюда пропагандировать приезжал ещё молодой тогда Семён (Симон) Петлюра. В круговороте революции и гражданской войны возникла так называемая Кубанская рада – одно из многочисленных мелких правительств на обломках великой Империи.

Главной целью создания Рады было сохранение сословного привилегированного положения казачества, особенно в вопросах землевладения. То есть защита казачьих земельных владений от попыток земельного передела, о котором рассуждали общероссийские политические силы, в том числе и большевики. Были в Раде и представители своеобразного «украинофильского крыла», но его влияние было не очень большим, что впоследствии помогло Деникину практически безболезненно ликвидировать эту фракцию в Кубанской Раде.

После победы большевиков на Кубани была развернута политика украинизации, направленная в основном именно на потомков черномор-ских казаков. Но эта политика потерпела сокрушительный крах. Ведь если в УССР политика украинизации проходила в основном среди необразованного крестьянства, то кубанские казаки до революции были практически все поголовно грамотными. И вполне естественно, что эту грамотность они приобретали на русском языке. И переучиваться на «мову» (в 20-х годах испытывавшую сильнейшее влияние ополяченного галицкого диалекта) особого желания не изъявляли. Кубанская «балачка» как диалект была равноудалена как и от литературной формы русского языка, так и от «украинской мовы». Казаки выбрали то, что им было уже очень хорошо знакомо и что они знали – русский язык.

Кроме этого, в межвоенный период в среде казачьей эмиграции происходит зарождение «Вольноказачьего движения» или, проще говоря, «казакийцев», выдвигавших идею об отдельной казачьей нации, угнетаемой русскими оккупантами. Но это движение особого развития не приобрело и даже не смогло создать аналог некоего лингвистического маркера, наподобие «украинской мовы». В основном всё сводилось к педалированию трёх тезисов: 1) казаки не сословие, а народ, 2) казаки не русские (и не украинцы), 3) у казаков должно быть своё государство Казакия на территории исторических казачьих войск – Донского, Кубанского, Терского и Уральского. С такой идейной базой казакийцы ни на что особо рассчитывать не могли, разве что только на упоминание о себе, любимых, в принятой в 1959 году Конгрессом США «Резолюции о порабощённых народах».

После распада Союза и создания независимой Украины многие украинские националисты стали рассматривать Кубань как некий плацдарм для распространения украинской идеи в России. С одной стороны, во время приднестровского конфликта радикальные украинские националисты и казаки были по одну сторону баррикад и установили определённые связи друг с другом. Да и руководство Украины рассчитывало создать на Кубани мощное украинофильское движение, с помощью которого можно было бы адекватно отвечать на пророссийские выступления в Крыму. С этой целью в 1992-93 годах был устроен ряд поездок групп украинских националистов по станицам Краснодарского края, приглашались делегации кубанских казаков на всевозможнейшие мероприятия «украинских козакив», был издан ряд брошюр по истории «Малинового клина» (так в терминологии украинских националистов называлась Кубань). Но не вышло, как мечталось.

Первое и самое главное. Хочется или не хочется украинским националистам признавать этот факт, но современная Украина – это не наследница Центральной Рады, Украинской державы гетмана Скоропадского, Украинской Народной Республики, ОУН-УПА и прочих ЗУНРов. Современная Украина – это историческая наследница Украинской Советской Социалистической Республики (УССР). Современная украинская нация в этнографическом понимании – это результат весьма продолжительной, где-то добровольной, но чаще всего насильственной «советской украинизации», которая с середины 30-х годов ограничивалась территорией УССР. Там, где политика «украинизации» не получала господдержку, в том числе и на Кубани, украинское самосознание просто не возникало. В начале 90-х украинское самосознание в Краснодарском крае «пробудилось» в основном у тех, у кого оно и не засыпало, – то есть у выходцев из УССР, теми или иными путями оказавшихся на Кубани, которые, и составили костяк украинских обществ Краснодарского края.

Во-вторых, во время грузино-абхазской и первой чеченской войн украинские националисты и кубанские казаки уже оказались по разные стороны баррикад. Что остудило и так не шибко большие симпатии кубанцев к Украине. Кроме того, разрастающиеся межнациональные конфликты в регионе и возросшее национальное самосознание северокавказских народов снова поставили кубанских казаков в ситуацию конца XVIII века, когда ты снова передовой отряд Империи, защищающий границы славяно-православной цивилизации. И для любого мало-мальски думающего человека понятно, что при таком раскладе Россия - более надежный тыл, чем Украина. А если уж на Кубани и появляются сепаратисты, ненавидящие «оккупантов-москалей», то они с очень большой вероятностью по взглядам становятся «казакийцами», а не «свидомыми украинцами».

Так что вбивание малинового клина в сердце казачьей Кубани провалилось. И своеобразным символом этого стала позиция Кубанского Казачьего Войска во время российско-украинского спора за Тузлу в 2003-м, когда казаки выставили на российской дамбе дозорных и были главной движущей силой идеи воссоединения «кубанских казачьих земель».

Да и на самой Украине с каждым годом независимости Кубань воспринимается всё хуже и хуже. С одной стороны, существование кубанских казаков разрушает мифологему о том, что в 1775-м году Россия «стёрла с лица земли Запорожскую Сечь и запорожских казаков». Ведь многие украинские обыватели рисуют себе это в виде того, как «клятые москали», стоя по пояс в украинской крови, рубили запорожцев в капусту. И «воскрешение» запорожских потомков тут для массового сознания не совсем полезно.

Кроме этого, в России казак – это именно представитель родового казачества, казак от деда-прадеда, не без «ряжености», но искренне пытающийся возродить казачий уклад жизни, казачье самоощущение. Но российская «ряженость» не идёт ни в какое сравнение с аналогичным явлением на Украине, где, кажется, «покозачилось» всё, что только можно. Сотни казачьих организаций, тысячи гетманов, атаманов, полковников и генералов, – и это практически при полном отсутствии в этих структурах рядового состава. Козаки-униаты, козаки-язычники (с их боевым гопаком), козаки-либертарианцы, козаки-атеисты – просто невероятное количество психически больных людей, одевающихся в опереточные костюмы и носящие игрушечные сабли. Понятно, что и родовым казакам, и самозваным козакам рядом друг с другом будет неудобно.

Недавно встретил знакомого, придерживающегося украинских националистических взглядов, в середине 90-х отсылавшего в Краснодарский край посылки с «украинской литературой». Поинтересовался, как идёт процесс украинизации Кубани. Оказалось, что как-то не очень. Зато теперь они будут искать украинцев в других частях России. Выяснилось, что вроде есть где-то «украинцы» в Нижнем Поволжье. Мол, возможно, там они посознательнее кубанцев будут. Пришлось ехидно пожелать знакомому удачи в вопросе украинизации Поволжья. Ведь Волга – это очень украинская река. Как, впрочем, и Миссисипи, и Рейн, и Нил.

Читать далее

Последний гетман: Кирилл Разумовский

Article Details

Категория Донбасс- Русь и Украина

Последний гетман: Кирилл Разумовский

Восстановление гетманства в середине XVIII века украинские нацио-налистические историки изображают в неких любовно-романтических тонах и представляют это исключительно как результат влияния на императрицу Елизавету ее фаворита Алексея Разумовского. Подчеркивая этим самым, что и в душе простого малороссийского свинопаса жила идея хоть как-нибудь обособить Малую Русь от Великой.

Хотя на самом деле царское правительство пошло на удовлетворение политических требований казацкой старшины в связи с усложнением на то время международного положения русского государства (на западе назревала война с Пруссией, на юге - с Турцией). Старшина же, в свою очередь, рассчитывала таким образом упрочить свое привилегированное положение и еще больше закрепостить малороссийских крестьян. Царский указ «О бытии в Малороссии гетману по прежним правам и обыкновениям» был издан в мае 1747 года. Однако, делая этот в значительной мере вынужденный шаг, русское правительство, конечно, вовсе не собиралось отступать от своей централизаторской политики в Малороссии. По замыслу царского правительства, гетманом должен был стать человек, который содействовал бы постепенной ликвидации специфических форм административного и военного устройства на Левобережной Украине. Выбор пал на Кирилла Разумовского – младшего брата фаворита императрицы, которого старшина по указанию русского правительства и «избрала» гетманом в Глухове в марте 1750 года. В июне того же года правительство утвердило его «избрание», а в октябре под власть гетмана была передана Запорожская Сечь.

С восстановлением гетманства несколько изменилась структура центральных органов управления Левобережной Украины. Было ликвидировано «Правление гетманского уряду», фактически перестал действовать общевойсковой казачий совет, компетенция которого при Кирилле Разумовском окончательно перешла к совету старшин. В него входили, прежде всего, члены Генеральной войсковой канцелярии и Генерального войскового суда. Решающую роль там играла, таким образом, верхушка административного аппарата - генеральная старшина, состоявшая из самых богатых и влиятельных представителей малороссийских старшинских семей. На совет обычно вызывались полковники, другие представители полковой, а также сотенной администрации. В компетенцию совета старшин входили такие вопросы, как избрание на высшие административные должности, рассмотрение решений Генеральной войсковой канцелярии, важнейшие дела административного, финансового и судебного характера, рассмотрение апелляций на решения Генерального суда и Генеральной войсковой канцелярии. И по своему составу, и по выполняемым функциям совет старшин был органом исключительно местной, украинской феодальной знати. Однако украинскими националистическими историками этот совет изображается как «исключительно великорусский».

Националистические историки обходят молчанием и такие факты, как, скажем, щедрость, которой одарило царское правительство последнего гетмана. По данным «Табели» (1754) о владениях левобережных гетманов, Кирилл Разумовский владел 9628 дворами и бездворными хатами. Прибыли Разумовского от предприятий, размещенных на территории его владений, превышали 100 тыс. руб. в год. Его глуховская резиденция была, по словам Васильчикова, исследовавшего род Разумовских, «миниатюрной копией со двора петербургского». Только на содержание обслуживающего персонала гетманского дворца в Батурине ежегодно тратилось свыше 60 тысяч рублей.

И после ликвидации гетманства Кирилл Разумовский остался крупным земельным магнатом. На Левобережной Украине он имел восемь волостей «с принадлежащими к ним селами, деревнями и хуторами». По ревизии 1782 года, в семи уездах Новгород-Северской губернии бывший гетман имел 74 177 крепостных крестьян и в великорусских губерниях свыше 45 тыс. человек. Вопреки исторической действительности, современные украинские националистические историки всячески замалчивают, что украинские гетманы были, прежде всего, крупными феодалами, наживавшими богатство на нещадной эксплуатации своих же земляков.

Как известно, царским указом от 16 (27) сентября 1781 года на Левобережной Украине вместо полково-сотенного административно-территориального устройства вводилось (как и во всей Российской империи) деление на наместничества. В частности, были созданы Киевское, Черниговское и Новгород-Северское наместничества. Таким образом, закончилась эпоха «малороссийских гетманов», в большинстве своем людей, ставивших личную выгоду куда выше выгоды общественной и явно не достойных идеализации и романтизации.

Читать далее

Гетман-предатель Иван Мазепа

Article Details

Категория Донбасс- Русь и Украина

Гетман-предатель Иван Мазепа

Воссоединение Украины с Россией в 1654-м году послужило импульсом для дальнейшего экономического, политического и культурного развития украинского народа. Левобережная Украина постепенно превращалась в один из наиболее развитых в экономическом и культурном отношении регионов Общерусского государства. На протяжении значительного отрезка времени (до начала 80-х годов XVIII века) Левобережная Украина сохраняла особенности политического и административно-территориального устройства: старшинская администрация, деление территории на полки и сотни, местные казачьи формирования. В результате воссоединения Малороссии с Россией на Левобережье были временно ослаблены феодально-крепостнические отношения, и юридическое закрепощение крестьян здесь стало возможным лишь в 1783 году.

Именно в этот период на небосклоне малороссийской политики восходит звезда коварного, жестокого, но самое главное - до безумия жадного Ивана Мазепы. Чью внешнюю и внутреннею политику, вопреки исторической действительности, фальсификаторы продолжают изображать как борьбу «за лучшую судьбу Украины». Хотя Мазепа был одним из крупнейших помещиков не только Малороссии, но и всей России. В 9 полках (кроме Миргородского) Левобережья Мазепа к концу своего гетманства имел в частной собственности 19 654 крестьянских двора, помимо этого, на территории Великороссии в Крупецкой волости за ним числилось 7 сел, 2 деревни, 12 мельниц; в Путивльском и Рыльском уездах -19 сел, 5 хуторов, 2 мельницы. Во всех этих населенных пунктах Ивану Мазепе принадлежало 11 тыс. крепостных только мужского пола.

Гетман удерживал свою власть только военной силой. По свидетельству современника, русского священника, пребывавшего в это время в Малороссии, Ивана Лукьянова, без вооруженной охраны Мазепа не мог и шага ступить. Известно, что в период гетманства Мазепы в Москву неоднократно присылались ходатайства украинской старшины об увеличении количества стрельцов, которые находились при гетмане. Непрерывно увеличивалось количество и наемного казацкого войска - сердюцких и компанейских полков.

О том, что Иван Мазепа не пользовался особой поддержкой в среде украинского народа, свидетельствует то, как именно народ вел себя с союзниками гетмана – шведами. Казаки, крестьяне и мещане Левобережной Украины повсюду проявляли свою верность Российскому государству. Например, во время шведского похода на Украину жители городов и местечек, расположенных на землях Стародубского, Черниговского, Прилуцкого, Миргородского, Лубенского и других полков, слали к русскому правительству челобитные, в которых заявляли о своей решимости драться «противо неприятелей наших... за милую Малороссийского всего краю нашего отчизну».

Многочисленные свидетельства разнообразных источников: русских государственных документов, военных донесений, дипломатической переписки, шведских документов, свидетельств современников - рисуют картину повсеместной партизанской борьбы малороссийских крестьян против шведских войск. В большинстве случаев при приближении захватчиков крестьяне бросали свои деревни и с имуществом и скотом прятались в лесах, организовывали отряды и нападали на неприятеля.

В письмах адъютанта Петра I Бартена, написанных 12 октября 1708 года, говорится: «крестьяне по лесах собрася компанями ходят, и шведов зело много бьют и в лесах дороги зарубают», «черкассы шведов по лесах зело много бьют». Кроме этого, крестьяне доставляли русскому командованию важные разведывательные данные о расположении шведских войск и их численности. Так что, как писал историк XVIII века Ригельман, шведский король, который при помощи Мазепы рассчитывал на поддержку украинского народа, «не находил нигде, чего надеялся, кроме сожженных и опустошенных деревень».

Известны случаи, когда крестьяне умышленно указывали шведским оккупантам неправильное направление к тому или иному населенному пункту. Например, отряд генерала Лагеркрона, направлявшийся к городу Стародубу, чтобы овладеть им, так долго искал его, что в конечном итоге не смог осуществить свой замысел, ибо в город уже вступили русские войска. Тот же Лагеркрон доносил своему королю, что по дороге он постоянно подвергался нападениям крестьянских отрядов, достигавших численности 100 человек.

Русское командование обращалось с воззваниями к населению городов и сел, призывая его в борьбе с врагом «всякую шкоду приключать и загонами и по лесам и перевалам их людей побивать...». В ответ на эти призывы крестьянские отряды наносили весьма ощутимые удары агрессорам. Например, в ноябре 1708 году народные мстители разгромили шведский отряд в районе городка Десна. Сообщая об этом Петру I, Александр Меньшиков, в частности, писал: «Мужики малороссийские где могут войском действуют и в некотором при Десне местечке в то же время с полтораста шведов часть порубили, а часть в полон взяли».

Известия об активной партизанской борьбе малороссийского народа нередко содержались и в дипломатической почте. «Беспрерывно беспокоемые сильными партизанскими отрядами шведы вынуждены постоянно переходить с места на место»,— писал, например, в Лондон английский посол в России Витворт.

Очень неохотно вспоминают украинские националистические историки и тот факт, что за изменником-гетманом пошла лишь незначительная часть старшины и казаков. Когда все же приходится об этом говорить, они тут же спешат «объяснить», что Мазепа, мол, не сумел психологически подготовить украинское население к своей шведской ориентации и что не его вина, что дальнейшее развитие событий исковеркало его мастерские планы.

Интересно в этом отношении свидетельство Витворта, который в от-чете своему правительству от 22 декабря 1708 года (2 января 1709 года) писал: «...казаки, которые перешли с Мазепой, ежедневно возвращаются назад, как это сделал полковник (имеется ввиду Данило Апостол ) на предыдущей неделе вернувшись с 500 конниками, которые служили для гетмана личной охраной, так что возле него остался только один полк с не более чем 300 казаками, которые только ждут повода, чтобы удрать. Говорят, что шведы, увидев это, держат Мазепу и его единомышленников под строгим надзором и даже поставили стражу в спальне гетмана».

Все это четко показывает, что в начале восемнадцатого века украинский народ «любил» своего гетмана ничуть не больше, чем современные украинцы любят кого-нибудь из отечественных олигархов. Вне зависимости от того, какими бы политическими лозунгами они бы не прикрывались.

Читать далее