Николай Гринько - «Литературная мозаика» - выпуск 2

Подробности

Категория: «Литературная мозаика» - выпуск 2

Опубликовано 19.12.2016 13:20

Николай Гринько.

   "Николай Гринько - рабочий калибровочного цеха. Категоричен, иногда резок в суждениях, категоричен и резок порою в стихах. Но вот заговорит Николай о природе, о детях, о любви - и его муза не просто добреет. Она нежной становится. Стих поется, а не читается." Эти слова были написаны предисловием к подборке его стихов в газете "Фрунзенец" в августе 1990г. Они точно передают характер Николая и его поэтической лиры. Стихи Николая Гринько вошли в коллективный сборник стихов "Золотi ворота" в 1986г. Сейчас на пенсии. Любит природу, рыбалку. Не из-за рыбы, хотя без улова никогда не возвращается, на радость кошке. А потому, что общение, единение с природой дает силы жить, трудиться, объединяться сознанием со всем Божественным творением. И это единство всего сущего мы ощущаем в его стихах.

Осенний день

Я не могу не воспевать словами
Дождливой осени неярких пятен,
Когда прощаются деревья с нами,
И разноцветных листьев шум понятен.
Прошепчет желтый: -До весны прощайте,-
И, ветром сорванный, летит к земле.
- Вы нас весною снова ожидайте,-
Прошепчет красный и летит к земле.
Деревья засыпают. Дождь струится
По серым веткам. Грустный, грустный вид.
Как друг, с которым тяжело проститься,
Осенний день в мои глаза глядит.
Осенний день не воспевать словами
Я не могу, сродни он, видно, мне.
Со мною вместе болен он стихами,
И вместе с ним грущу я о весне.

Лето

Желтый воздух в переливах света
Над зеленой сонною рекой.
Середина солнечного лета
Белою фатою над землей.
И она, невеста молодая,
Тихою улыбкою полей
От хандры и грусти исцеляет,
Радуемся жизни вместе с ней.
И в душе, заботами избитой,
Солнце одуванчика горит,
А над ним, неспешно, басовито,
Умиротворенно шмель гудит.

***

Просит песни у ночи душа
И она затаенный мотив,
Чуть торжественно и не спеша
Отдает, тишину разбудив.
Есть в нем грусть голубая луны,
Засыпающей шепот листвы,
Набегающей лепет волны,
Тихий голос влюбленной струны.
Все слилось, все неспешно течет.
Каждый звук этой музыки нов,
Мимо воли сознанье влечет
В царство грез и таинственных снов.

***

Ахи-охоньки, плачи-всхлипоньки
Распрежалостной малой скрипоньки.
Малой скрипоньки, да у липоньки,
Медом пахнущей тонкой липоньки,
Медом пахнущей, утешающей,
Золотой листвой колыхающей.
- Ты не плачь, не плачь, скрипка, поутру,
Зарыдай, заплачь, лучше к вечеру.
По над бережком, по над речкою,
Над луной в волне желтой свечкою.
Под луной вверху желтой дынею -
И одержишь верх над гордынею.
Прилетит к ночи лёгка горлинка,
Лёгка горлинка - красна девица.
Отдохнешь тогда, слезы высушишь,
Скрипача тогда руки выпустишь.
И тихонечко до утра в траве
Пролежишь во тьме, шепот слушая.
А поутру ты пропоешь с зарей,
Пропоешь свою песню лучшую.
И широкий плес, как стекло замрет.
Поразишь его песни яркостью.
Вместе с солнечным золотым лучом
Мир наполнишь ты светлой радостью.

***

Целовалась с берегом синяя волна,
А на небе грустная плакала луна.
Плакала далекая - нет у ней дружка,
И роняла росами слезы на луга.
Целовалась реченька теплою волной
С травами прибрежными, со слезой-росой.
Говорила реченька, глядя на луну:
- Ты слезой холодною не студи волну,
Потеплей, родимая, ниже опустись,
К лесу темно-синему тихо прикоснись.
Видишь, одинокому, тоже не заснуть,
Приклони головушку на лесную грудь.
Розовою сделалась синяя луна,
Осторожно тронула лес щекой она.
Шелестел он ласково, словно напевал.
Ветвями могучими нежно обнимал.
И дивилась реченька: - Ну и чудеса,
На луга горячая выпала роса.

Музыка

Низкий рокот и звон гитары...
Звук, и сразу обрыв - тишина.
Снова звук, и коротких пауз
Все сильней и сильней глубина
Увлекает куда-то в бездну
Непроглядную, словно смерть.
Невесомость - провал...Земную
Под собою не чувствуя твердь,
На щеках не чувствуя слез
В избалованный музыкой век
Откровению звуков верим,
Губы шепчут: - Велик человек.
Низкий рокот и звон гитары
Вновь выносит из черных глубин,
Прерывающих звуки пауз,
И невольно тогда, как один,
Улыбаемся тихо и странно,
Веря всем и самим себе.
Жизнь не зря, если было чудо
Хоть однажды в бесцветной судьбе!
Если были однажды рядом
Жизнь и смерть - вершина беспечности,
Если слышалось в музыке звуков
Вихревое дыхание Вечности.

Ива

Гром гремит и ливень хлещет -
Над рекою ива плачет.
Ветер веет, небо в тучах -
Над рекою ива плачет.
Солнце светит, небо сине -
Над рекою ива плачет.
Степь кругом, ковыль волнами,
Даль без края, пыль клубами -
Над рекою ива плачет.
Сядет птица - голос тише,
Вместе с ивой птица плачет.
Всадник, плач ее заслышав,
Прочь быстрей от ивы скачет.
Грусть, печаль ее подруги -
Одиноко ива плачет...

Письма к сыну

Пишет бодрые письма мама.
Пишет - все хорошо у нас,
Только часто в последнее время
Свет чего-то ночами гас.
Только что-то в последнее время
Начал сильно мороз крепчать.
Уж давно пожелтевшие письма
Почему-то взялась читать.
Наш поселок намного вырос,
Помнишь, елку у речки Талой?
Там теперь дома из бетона,
Только жаль, что елки не стало.
Скоро мой деревянный домишко
Разломают и новый дом,
Трехэтажный, большой построят,
Обещают квартиру в нем.
Будет мне тогда веселее,
Все же люди будут вокруг.
И в аптеку кто-нибудь сходит,
Если я заболею вдруг.
И не надо ни дров, ни угля
Мне тогда к зиме запасать.
Помнишь запах поленьев свежих
Мы с тобою любили вдыхать?
Пишет бодрые письма мама.
Пишет - все хорошо у нас.
Каждой строчкой мама вздыхает
- Мне тебя бы увидеть сейчас.

***

Потеют доценты в тиши кабинетной,
Все глубже вгрызаясь в науки гранит.
На сотни вопросов находят ответы,
Но каждый ответ сто вопросов таит.
И сотни ученых на эти вопросы
Найдут непременно когда-то ответ,
Но как совершенней создать человека,
Не знают. Им дела до этого нет.
И лишь иногда одиночки - поэты,
Отбросив прогорклый сухарь философии,
Намеками, путано шепчут об этом,
Ответ почерпнув из глубин теософии:
- Покайтесь! Задумайтесь! Люди вы! Люди!
Подобие Бога вы! Боги вы! Боги!
Добрее, добрее друг к другу вы будьте!
Но в памяти церковь встает у дороги,
На маковке крест и распятый Христос...

В аэропорту (ироническая поэзия)

Фантастически красивая,
Из другого мира будто,
Обладая тайной силою,
Ты влечешь к себе как чудо.
Как загадка жизни вечная,
Затаенная до времени,
Как укор всегда беспечному
Буйному мужскому племени.
Ты влечешь - и мы пытаемся
Быть умней и благороднее.
И худые, и дородные
Кажемся себе уродами.
И дышать боимся громко мы,
Не спугнуть бы чудо легкое.
За спиной между лопатками
Ощущаем крылья легкие.
Воспарить готовы птицами,
Неуклюжими и странными,
С поэтическими лицами
И большими чемоданами.

Спор

Заспорили хрусталь и роза -
Кто красивее, кто нужней.
- Близка я людям по природе,-
Сказала роза,- я нужней.
Сверкая гранями хрусталь
Сказал:- Да ты бы помолчала!
Ты знаешь, сколько стою я?
А ты ведь стоишь очень мало!
Зашел к хозяину знакомый,
Взглянул на вазу на столе,
Воскликнул: - Как прекрасна роза!
И промолчал о хрустале.

Молитва

О Боже, правый и великий,
Единственный и многоликий,
Прости за этот грех великий,
Что для Тебя стихи творю
И в них, ничтожный, говорю
О чудном совершенстве мира,
Тобой который сотворен.
Ведь Ты велик и Ты умен.
Моя ж задумчивая лира
Еще от сотворенья мира
Частенько грустно так звучит,
А чаще, глупая, молчит...
Прости, о Боже, благодатный,
Мышонка, съевшего крупу.
И несмышленыша котенка,
Решившего его судьбу.
Прости вьюнок, над лебедою
Вознесший розовый цветок.
За то, что тянет без зазренья
Из лебеды он жизни сок.
Но если Ты простишь однажды,
Увы, сомненье мудреца,
И милосердно, и отважно
Самовлюбленного глупца,
То в мире снова будет хаос,
И вновь под колокольный звон
Костры чадящие осветят
Холодные глаза икон.
И никакой потоп всемирный
Не в силах будет пепел смыть.
Еретиков священный пепел
Не сможешь сам себе простить.

***

Все суета, все бред и тлен,
И ожиданьем перемен мы только живы.
И только что-то впереди
Сквозь тупь и глупь велит идти. Гудит тоскливо
В пустой, набитой голове белибердою
И непременно нам в пути грозит бедою,
Чтобы не смели допустить крамольной мысли,
Что по иному надо жить, иначе мыслить.
Испытывает слабых нас судьба на прочность,
Скрывает до поры от нас, чего же хочет.
Бедою хочет нам сказать, как жить на свете.
Что за себя и за нее мы все в ответе.
Что из безмозглых червяков давно пора бы,
Пройдя по лезвию веков и войн ухабы,
Нам превратиться, наконец, в людей разумных
И понимать язык сердец, не слушать "умных",
Что заявляют напрямик, что не способны
Понять друг друга мы язык, так мир огромен.
И так по-разному звучат стихи и песни,
И так по разному глядим мы все на вещи,
Что понимания достичь, увы, не сможем,
И лишь страдания свои мечтою множим.
Но все же что-то впереди
Сквозь глупь и тупь велит идти.
И ожиданьем перемен мы только живы…

***

Опущусь я в соснах на колени,
Поклонюсь до самой до земли,
Города мне шумом надоели,
Лес, покоем душу исцели.
Поводи по тропкам, словно в детстве,
Заблуди, как мальчика меня,
Усыпи усталого на хвое
И во сне мне покажи коня.
Пусть он будет красным, как малина,
И усыпан яблоками весь,
Желтыми и крупными, как дыни,
Пусть позволит на себя он сесть.
Понесет по небу, словно туча,
Над землей шумящею меня...
Подари, хотя бы ненадолго
Тишину и в яблоках коня.

Боль войны

Посвящается моему отцу Николаю Гринько.

Белобрысый, с облупленным носом,
Непоседа, галчонок смешной,
Босиком по зеленым покосам
Под дождем, в рубашонке одной.
Из покрашенной чайной заваркой
Старой простыни сшита она.
За большой непослушной отарой
Ты бежишь. Полыхает война...
Пастушонок двенадцатилетний,
Ты бежишь, задыхаясь от слез.
От отца голубой треугольник
Почтальон сегодня принес.
В нем рукой нетвердою, детской,
(Видно писарь не старше тебя),
Вкривь и вкось, после долгих приветствий:
- Мать, прости, не сберег я себя.
Если выживу, то приеду.
Ну, а вдруг, не вернусь домой,
Знай, бросался в самое пекло,
Потому что скучал за тобой.
Потому что хотел быстрее
Вырвать глотку проклятому фрицу.
Так до боли хотелось увидеть,
Как в саду детвора резвится.
А теперь левым глазом не вижу
И не двинуть правой рукой,
А письмо вам девчушка пишет,
Что в палате ходит за мной.
Ну, пока, до свидания, сынка,
Ты же старший, слушайся мать.
Я ведь помню, при мне, бывало,
Не любил ты картошку копать.
- Папка, сильный мой, смелый папка,
Ну пожалуйста, не умирай!
Ну пожалуйста, выживи, папка,
Поскорее к нам приезжай!
На колени у плоского камня
Опустился писать письмо.
Успокоить хотел, порадовать,
Ну, а горе влезло само.
- Папка, здравствуй, не беспокойся,
Тут у нас совсем хорошо.
Я закончил четыре класса
И работать с весны пошел.
За отарой с соседским Митькой
Нам доверил колхоз ходить.
Только не во что мне обуваться
И приходится лапти носить.
Их плетет хорошо дед Калина,
Только жаль, не хватает всем.
Сапоги твои той зимою
У меня прохудились совсем.
А вчера огромадный волчище
Двух ягнят в отаре задрал.
Председатель Кузьма одноногий
Целый час нас безбожно ругал.
Закопать велел, иль собакам,
Чтоб не видел никто, скормить.
Унесли мы домой потихоньку,
Будет мамка нам суп варить.
А сегодня ружье нам дали,
Чтоб отару оборонять.
Обещают к весне медали
Иль обувку какую дать.
Так что, папка, не беспокойся,
Только ты приезжай побыстрей,
Сильно плачет ночами мама,
Видно трудно с сестренками ей.
Накорми их, и на работу,
Да еще дрова запасай.
Хорошо, зимой выручает
В Мокром логе камыш да курай.
Позабыл, как она смеется, -
По тебе, видно, сильно тоскует.
Ты пожалуйста выживи, папка,
До свидания. Все. Целую.
Жаль, короткое вышло письмишко.
Угольков бы еще хоть пару.
Не по-детски вздохнул мальчишка
И бегом догонять отару.
Нет, не плакал солдат под Москвою,
Молча рвал зубами запал.
С перебитою правой рукою
Он гранаты левой бросал.
Нет, не плакал в санбате дед мой,
Только изредка глухо стонал.
А письмо получил от сына,
И слезу солдат не сдержал.
Закусил у подушки угол,
Отвернулся лицом к стене...
Эта боль через полстолетья
Сердце болью сжимает мне.